К. ф. рулье и н. а. северцов —основоположники отечественной экологии животных. Карл францевич рулье К ф рулье

Талантливый отечественный ученый Карл Францевич Рулье мог опередить Чарльза Дарвина и Альфреда Уоллеса в создании теории эволюции. Он пришел к выводам о роли естественного отбора в образовании видов куда раньше, чем знаменитые британцы. Увы, консерватизм и мракобесие российских чиновников помешали ему опубликовать результаты своих исследований.

Талантливый отечественный ученый Карл Францевич Рулье мог опередить Чарльза Дарвина и Альфреда Уоллеса в создании теории эволюции. Он пришел к выводам о роли естественного отбора в образовании видов куда раньше, чем знаменитые британцы. Увы, консерватизм и мракобесие российских чиновников помешали ему опубликовать результаты своих исследований.

Не вызывает сомнения то, что наука не имеет национальности. Поэтому любое открытие не принадлежит какому-то отдельному народу, а является достоянием всего человечества. Однако это вовсе не повод для того, что бы отнимать у каждой нации право гордиться своими учеными — и сожалеть, если власть имущие помешали сделать им очередное открытие.

Никто не спорит, что теория эволюции всего живого путем естественного отбора, сформулированная и доказанная двумя британскими биологами, Чарльзом Эразмом Дарвином и Альфредом Расселом Уоллесом, сыграла большую роль в развитии научной мысли прошлого века. Именно она стала основной теоретической базой не только в биологии, но и в астрономии, геологии и даже информатике (все эти дисциплины также признают естественный отбор основным механизмом любого развития). Многие считают, что 1859 год, когда Дарвин и Уоллес представили свои исследования на суд научной общественности, стал началом новой эры в истории естественных наук.

Однако эта фундаментальная теория могла бы стать известной людям на несколько лет раньше. И автором ее в таком случае считался бы другой человек — Карл Францевич Рулье. Он, несмотря на странное имя, отчество и фамилию, был нашим с вами соотечественником — родился, жил и работал в Российской империи. И именно косность и невежество властей этой империи помещали блестящему ученому и талантливому педагогу осуществить свои замыслы. Но давайте обо всем по порядку.

Будущий исследователь природы родился в 1814 году в Нижнем Новгороде. Его родители, потомки французских иммигрантов, не принадлежали к научной среде: отец был сапожником, а мать — акушеркой. После обучения в пансионе Рулье поступил в Медико-хирургическую академию, которую окончил с отличием.

Потом будущий ученый несколько лет служил врачом в Ряжском драгунском полку. Однако медицина не очень привлекала молодого человека — его больше интересовали зоология и геология. Поэтому в 1837 году он с радостью принял предложение президента Московской медико-хирургической академии быть репетитором при данном учебном заведении. В том же году Рулье защитил докторскую диссертацию и получил право преподавать студентам академии естественные науки — ботанику, зоологию и минералогию.

Все, кто слышал его лекции, отзывались о них как о чем-то неординарном. Карл Францевич не просто пересказывал студентам программу курса, изложенную в пособиях — он постоянно устраивал дискуссии, иллюстрировал лекции примерами из собственных исследований и, по мнению многих, всем этим будил в сердцах слушателей искренний интерес к познанию окружающего мира. О новом преподавателе заговорили и в 1840 году: Рулье был приглашен в Московский государственный университет. Через два года его утвердили в качестве профессора кафедры зоологии. Это позволило ему не только работать со студентами, но и заниматься исследованиями.

С начала 1840-х годов Карл Францевич со своими учениками проводил геологическое и палеонтологическое обследование Подмосковья и внес много нового в изучение ископаемых. Результатом этой работы явилась его книга "О животных Московской губернии" (1845 год). Но этим не ограничивались его интересы — Рулье изучал взаимосвязь живых существ с окружающей средой, сезонные явления в живой природе, предлагал проекты по акклиматизации в России разных полезных для человека животных и растений, описывал новые виды и составлял весьма ценные коллекции. Казалось, в биологии нет такой отрасли, которая его бы не интересовала.

При этом Карл Францевич был не только блестящим ученым, но и выдающимся популяризатором науки. Он читал публичные лекции, на которые собиралось чуть ли не вся московская молодежь (так, их высоко оценил в своих воспоминаниях А. И. Герцен). Будущий великий физиолог, первооткрыватель безусловных рефлексов И. М. Сеченов, который посещал их в студенческие годы, писал: "Тогда восторги были обращены в сторону профессора зоологии Рулье, который любил философствовать на лекциях и читал очень красноречиво". Карл Францевич воспитал множество талантливых российских зоологов, среди которых были Н.А. Северцов, А.П. Богданов, Н.Н. Кауфман.

Кроме преподавательской деятельности, Карл Францевич несколько лет возглавлял Московское общество испытателей природы. Занимая пост секретаря МОИП, он основал первый в России регулярный научный журнал "Вестник естественных наук", чьим главным редактором оставался до самой смерти. В этом журнале публиковались статьи по самым различным дисциплинам — биологии, геологии, медицине, физике и химии. Поместить туда свою публикацию считалось весьма почетно — это означало признание работы всем научным сообществом. Иностранные ученые давали "Вестнику" самые высокие оценки.

Среди московских же обывателей Рулье имел репутацию чудака. А все из-за того, что этот ученый мог, прогуливаясь, свободно затеять беседу с дворником, уличным разносчиком или мастеровым и начать объяснять ему устройство живой природы так же увлекательно и горячо, как и своим студентам. Он каждый день устраивал подобные импровизированные "экскурсии", пренебрегая светскими приемами и визитами к сильным мира сего. Ну, а эти самые сильные подобного ох как не любят…

С 1847 года в прессе появились статьи, которые иначе как нападками назвать сложно. Ученого обвиняли в развращении молодежи, пропаганде вольнодумства и атеизма (и это при том, что Карл Францевич к религии относился с большим уважением). Рулье сначала не обращал на это внимания. Однако реакция была быстрой — ученому отказали от дома многие аристократы, чьих детей он обучал естественным наукам. А для Карла Францевича, который, в отличие от наследника большого состояния Чарльза Дарвина, жил лишь на университетскую зарплату, это было серьезным ударом.

Однако ученый не падал духом и по-прежнему продолжал свои исследования. В конце концов, обобщив и сопоставив палеонтологические данные со результатами своих наблюдений за живой природой, Рулье пришел к тому же выводу, что и позже Чарльз Дарвин. Он понял, что все живые существа вынуждены постоянно приспосабливаться к условиям окружающей среды для того, что бы выжить и оставить потомство. И именно в результате таких приспособлений и появляются новые виды. А те, кто не смог сделать этого — вымирают.

По сути, Карл Францевич на несколько лет раньше Дарвина и Уоллеса (еще в начале 50-х годов позапрошлого столетия) сформулировал теорию эволюции. Правда, термин "естественный отбор" он не употреблял, однако достаточно точно описал механизм его действия. Все свои открытия Рулье изложил в книге "Жизнь животных по отношению ко внешним условиям", которую закончил в 1852 году. Однако перед тем, как отдать ее в печать, он, по обычаю того времени, решил предварить ее выход статей, вкоторой кратко излагал свою теорию.

Эта статья, называвшаяся "О первом появлении растений и животных на земле", была опубликована в газете "Московские ведомости" в начале 1852 года. После чего, ознакомившись с ней (а также с множеством доносов, где описывались лекции Карла Францевича), министр народного просвещения князь П.А. Ширинский-Шихматов отправил 18 января того же года циркулярное письмо попечителю Московского учебного округа В.И. Назимову, в котором требовал приостановить преподавательскую деятельность безбожного профессора. "Рулье, можно подумать, Словно бы сам присутствовал при Творении — так уверенно излагает свою теорию", — иронизировал министр.

После этого началась травля ученого, к которой, кроме министерских и полицейских чиновников, подключились и консервативно настроенные журналисты, а также деятели церкви (например, Московский митрополит Филарет (Дроздов)). Редактору "Московских ведомостей" был сделан строжайший выговор. Книга Рулье была задержана. Ректор и декан Московского университета получили предписание о "строгом и неупустительном наблюдении за университетскими лекциями" Рулье. Помимо этого попечителю Московского учебного округа генералу В. И. Назимову было предложено "обращать особое внимание на преподавание этого профессора, посещая неожиданно и выслушивая внимательно его лекции".

Кроме того, за "опасным" профессором был установлен негласный надзор, его статьи не принимались в газеты, а на лекциях появились тайные агенты, неустанно записывающие каждое слово Рулье. По словам учеников Карла Францевича, для него наступило время "тяжелых нервных мучений". Следует заметить, что ученый отличался впечатлительностью и в то же время обладал слабым здоровьем. Он стал все чаще чувствовать недомогание, однако продолжал борьбу за выход своей книги. Увы, победа не была суждена ему…

Весной 1858 года после четырех лет жесточайшей травли и бесплодных попыток отстоять свою правоту Карл Францевич скончался от инсульта (или, как тогда говорили, апоплексического удара) во время прогулки. Ему было всего 44 года. Многие из его работ остались неопубликованными и дошли до нас лишь благодаря стараниям учеников Рулье.

Та же самая книга, которую он считал своей главной работой, оставалась в списках запрещенных еще до середины 60-х годов XIX века. После она смогла увидеть свет, но было уже поздно — через год после смерти Карла Францевича весь мир узнал о теории эволюции путем естественного отбора из работ Чарльза Дарвина и Альфреда Уоллеса. У всего научного мира на устах были имена первооткрывателей новой эры в биологии. И никто, кроме преданных учеников, не вспомнил их предшественника — Карла Францевича Рулье…

Так "старания" консерваторов и мракобесов помешали российской науке получить приоритет в создании эволюционной теории. Да и вообще, многих биологических дисциплин — ведь Рулье сформулировал учение о взаимодействии окружающей среды и организма задолго до того, как немецкий ботаник Зюс ввел в обиход термин "экология". Такая дисциплина, как зоопсихология, тоже началась с работ Карла Францевича (хотя обычно и ее возникновение связывают с исследованиями Дарвина, сделанными куда позже).

Время расставило все на свои места. Мало кто сейчас помнит имена тех душителей свободной мысли, что преследовали выдающегося ученого. А имя Карла Францевича Рулье вписано золотыми буквами в историю отечественного естествознания. Однако, хоть справедливость и восторжествовала, за державу все равно обидно.

К. Ф. Рулье родился в 1814 г. в Нижнем Новгороде в семье обрусевшего французского ремесленника. Первоначальное образование получил в Нижнем Новгороде, а в 1829 г. поступил в Московское отделение медико-хирургической академии. Успешно окончив ее, Рулье с 1834 по 1836 г. служил лекарем в Рижском драгунском полку.

В 1836 г. он занимает должность репетитора (ассистента) на кафедре естественной истории медико-хирургической академии. После защиты диссертации К. Ф. Рулье получает степень доктора медицины и должность адъюнкт-профессора.

Лето 1841 г. он проводит в научной командировке в Германии. Неудовлетворенный развитием европейской науки, Рулье публикует в «Отечественных записках» статью «Сомнения в зоологии» (1841).

С 1842 г. и до самой смерти К. Ф. Рулье занимает кафедру зоологии Московского университета. Он стал одним из основателей зоологии как науки, уделив большое внимание проблемам палеонтологии, историческому методу в биологии. Он заложил также основы экологии животных.

К. Ф. Рулье много сделал для пропаганды передовых взглядов в биологии. В течение многих лет он был секретарем Московского общества испытателей природы, редактировал издававшийся им «Вестник естественных наук». В пятидесятых годах большой резонанс вызвали публичные лекции Рулье «Чтение о нравах и образе жизни животных» (1845-1846) и «Жизнь животных по отношению к внешним условиям» (1851).

Пропаганда передовых материалистических взглядов на природу, близость к революционным демократам вызвали преследование прогрессивного профессора. За университетскими лекциями К. Ф. Рулье велось наблюдение. Его книги изымались из обращения. В 1852 г. ему было запрещено выступать с публичными лекциями.

Умер К. Ф. Рулье в 1858 г.

СОЧИНЕНИЯ 1.

Рулъе К- Ф. Избранные биологические произведения. М.: АН СССР, 1954. 688 с. 2.

Рулье К. Ф. Сомнения в зологии как науке; Бразильская свинья; Общая зоология; О первом появлении растений и животных на земле // Избранные произведения русских естествоиспытателей первой половины XIX века. М., 1959. С. 479-526.

ЛИТЕРАТУРА 1.

Микулинский С. Р. К- Ф. Рулье и его учение о развитии органического мира. М.: АН СССР, 1957. 355 с. 2.

Абрашнев М. М. О стихийной диалектике в творчестве К. Ф. Рулье//Филос. науки. I960. № 4. С. 120-124. 3.

Давиташвили Л. Ш. Учение К- Ф. Рулье о развитии органического мира//Вопр. философии. 1964. № 5. С. 85-91.

СОМНЕНИЯ В ЗООЛОГИИ КАК НАУКЕ1 I

От известного переходим мы к неизвестному, посредством данного отыскиваем неизвестное. Это коренное правило лежит в основании всех способов, употребляемых для исследования вновь изучаемого предмета: должно изучить ближайшее данное. Всегда ли так поступаем мы в нашей науке? Нет, иногда идем путем обратным, не чувствуя того. Все первоклассные ученые согласны, что в основании зоологии полагается возможно точное разграничивание видов животных. Где же это более возможно, как не в животных, нас беспрестанно окружающих, т. е. домашних, или в животных нашей фауны? С другой стороны, большое количество видов одного рода требует необходимо для удобнейшего обозрения принять один из них за типический, нормальный, а прочие - за изменяющиеся от него, который, следовательно, должен быть нам более доступен, известен; а таким может быть животное нашей фауны. Так точно поступают в математике: найти неизвестное возможно только при помощи предшествующих данных известных. Ботаники давно уже оценили-по достоинству эту истину: все делают экскурсии. [...]

Все лучшие писатели почти всех времен принимали и доселе принимают единогласно произвольное движение за отличительную черту животных. Из всех зоологов, с которыми я имел случай познакомиться на путешествии своем по Германии, Эренберг один отличает животное способностью принимать твердые вещества (пищу) во внутренние, резко ограниченные полости; и он, однако же, не отвергает произвола в движении животных, а говорит только, что часто слишком трудно открыть его. Из такого общепринятого определения, казалось бы, должна проистекать естественно, даже необходимо мысль исследовать ближе этот произвол в движении, это духовное начало животного, а между тем мы говорим в зоо- логин о весьма многом и разнообразном, но всего менее говорим или даже совершенно умалчиваем о высших способностях животной жизни. Мы не скажем, что знаем вполне человека, когда изучили его телесное устройство и отправление его орудий, а ограничиваемся в изучении животного указанием этих двух сторон. Человек давно уже Сделался предметом психологии, которую все ставят выше антропологии материальной, а между тем для материальной антропологии доселе еще нет соответствующей части в науке о животных, нет психологии их. Что в известном случае одного рода непозволительно, то в другом, совершенно тождественном, почитается достаточным.

27 Заказ 263

Есть даже и такие писатели, которые из предпочтения к человеку отрицают в животных существование рассудка и допускают в них только инстинкт, который, по их же мнению, есть непроизвольное, бессознательное влечение делать одно и избегать другого,- забывая притом, что в основание всей науки полагают они понятие о произволе движения животных,- забывая также, что при частном описании животных они же называют наскоро одно животное умным, а другое тупым и пр. Другие, не могущие противостоять доказательствам в пользу рассудка животных и не хотевшие совершенно признать его, допускали, однако ж, нечто вроде его, и называли это нечто смыслом! Кювье-младший2 впервые раскрыл всю важность психологии животных, и это величайшая его заслуга, хотя уже до него писали 3некоторые о нравах животных, в особенности же Вирей 3, и хотя Блэнвиль уже прежде составил для этой части зоологии название зооэтики, но, повторяем, никто не чувствовал ее важности; ей не было дано места в науке, и немногие исследования проявления духовной жизни в животных лежали без употребления, как материалы без назначения, без видимого отношения к зоологии. Кювье говорит, как прежде указал уже и Вирей, что всем животным свойственен и инстинкт и рассудок, не исключая самого человека; что степень развития этих двух начал действий находится постоянно во взаимной противоположности по различным классам животных и по возрасту одного и того же животного, так что животное с самым развитым инстинктом, например пчела, муравей, бобр, есть вместе и самое глупое, а напротив собака, слон и пр., имеющие слабый инстинкт, наделены относительно сильным рассудком. Этим же разрешает он кажущееся противоречие тех, ко- торые отличали человека по его рассудку, а между прочим говорили, что есть умные животные, которые умнее глупого человека: они смешивали здесь явление инстинкта с явлениями рассудка. В самом деле, непонятно, как так долго отнимали у животных рассудок, когда издавна допускали в них неоспоримо заметные все отдельные явления или способности его: восприимчивость, память, соображение, собственно рассудок и волю; доказательства существования их неисчерпаемы на каждом домашнем животном. При всем том, однако же, между рассудком животных и рассудком человека более расстояния, нежели между двумя оконечными точками бесконечной прямой линии: способность самопознания человека, проявляющаяся в сознании необходимости религии, в совершенствовании рода человеческого, которых и малейших следов незаметно в животных, ставят его главой всех их. А потому весьма справедливо поступают те, которые исключают человека из царства животных и делают из рода его особенное четвертое царство. Отделение животных от растений основано на начале духовном, а не на органическом или телесном: почему же то же начало, как замечает Вагнер4, не может служить достаточным поводом для отделения человека от животных? [...]

VIII Из того же определения животного, в котором на произвол движений указывается как на признак существенный, отличительный, следовало бы ожидать, что и в утверждении вида, деле столь важном в науке, мы также будем обращать внимание на нравы, на психологию животных,- а между тем сторона эта упущена почти во всех видах. Мы этим изучаем животные тела в природе; а вместо того изучаем их в кабинетах по остаткам, шкуркам, чучелам и пр.

В этом случае мы поступаем столь же несправедливо, как поступали те, которые еще недавно изучали слизистых животных по их раковине, а полипы по их полипняку. Пока мы не станем, подобно тому же естествоиспытателю, который в лесах Америки наблюдал быт птиц, изучать животных во всех моментах их жизни, до тех пор наши понятия о раздельности видов останутся неполными, шаткими. Сперва изучали животное по признакам наружным (как говорили зоогностически Аристотель, Линней), потом начали рассекать животных, полагать сущность в анатомии и физиологии (Кювье); далее открыли в животных новую важную сторону изучения: историю зачатия (Пуркинье5, Вагнер и другие современные нам писатели). Наконец начинает нам раскрываться возможность пополнить и углубить наши сведения о животном новым элементом его быта, психологией его. Этот шаг вперед предстоит еще поборникам науки: ныне едва существует сознание необходимости его.

Скажут, может быть, что сторона материальная есть единственно постоянная, легко уловимая в животном. На это заметим, что образ животного столь же постоянен: никогда животное не изменяет его без перемены самых материальных признаков своих, и если, с одной стороны, отправление зависит от организации орудия, то никто не станет отрицать, что в свою очередь и отправление имеет влияние на устройство орудия: орудие и отправление, вещество и жизнь существуют во взаимной, тесной, родственной связи.

Из этого однако ж не следует, что системы, основанные на одних материальных признаках, бесполезны. Лексиконы, в которых слова размещаются по последовательности составляющих их букв, нужны для удобнейшего приискивания первых. Но никто не станет утверждать, что лексиконы выражают собою все, что можно и, следовательно, нужно знать о слове; что в порядке букв заключается, например, всегда значение, происхождение и пр. слова.

Описывать виды и назначить им место в системе почиталось всеми главным делом в науке: «Nommer, decrire et classer c"est la base et le but de la science»6,- говорит Кювье, представитель современного периода науки нашей.

Следовательно, к этому делу должно приступать с возможными предосторожностями, чтобы не положить ложных начал в основание науки.

Я хочу классифицировать животное как нечто целое - полное животное, а не часть его. А потому, чтобы утвердить существование вида на достаточном основании, я должен обозреть всю массу отдельных явлений, знаменующих животное, полную историю его. Чтобы раскрыть ее, припомним себе, что животное существует А) в пространстве и В) во времени. A)

Как тело органическое, существующее в пространстве, животное требует, чтобы рассмотреть его: a)

с материальной стороны орудий его, b)

со стороны проявлений жизни в них, c)

с материальной стороны целого животного, d)

со стороны проявлений жизни в целом животном, как частной, так и общей. B)

Как тело органическое, существующее во времени, животное должно быть рассмотрено: e)

во всех изменениях и периодах зачатия, постепенного развития, смерти, возрождения и пр.

Вот сумма явлений, составляющая полную историю животного. Только изучив ее вполне, имеем мы право решить о самостоятельности или нераздельности известного вида; только тогда, когда мы изучили животное со всех возможных сторон, имеем мы право говорить с уверенностью об отношении полной его сферы к ближайшим или смежным сферам других животных, т. е. классифицировать его вид.

На подобных ли основаниях, так ли мы везде и всегда утверждаем виды? Нет, мы поступаем обыкновенно гораздо легче: определяем вид по одной шкурке, по одному экземпляру, даже не всегда живому, а набитому, не зная ничего о его органических изменениях и условиях, его переходных формах, его жизни и пр., и прибавляем только под конец описания: «чучело видел я в таком-то кабинете» или «единственный экземпляр этого насекомого сохраняется у того-то».

Из такого скороспешного утверждения видов следует весьма естественно, что мы их характеризуем не надлежащими, не существенными признаками, или недостаточною суммою признаков: характеристика вида поминутно изменяется; рождается необходимо сбивчивость, неясность в описаниях видов, которую разрешить может только одно полное изучение организации, жизни и нравов животного. Припомним себе только хищных и водяных птиц: существуют ли два писателя, которые их описывают одинаково и в одинаковом числе? Есть ли даже один писатель, который, говоря об них дважды в разное время, не изменял существенно мнений своих об них? И это справедливо даже относительно самых обыкновенных птиц нашей фауны. Оно весьма естественно: мы обманываем самих себя, принимая часть за целое. Мы хотим классифицировать целых животных, а классифицируем их зубы, клюв, перья, ноги и пр. Мы смеемся над человеком, подбирающим в своей библиотеке книги по цвету бумаги, чернил, обрезу, переплету и пр., а между тем не то ж,е ли мы делаем с животными?

Пока мы не станем изучать каждое животное со всех сторон его жизни, ab ovo ad mortem usque 7, монографиями законченными, отовсюду замкнутыми, до тех пор системы наши не приобретут возможной степени совершенства и постоянства. В этом отношении имеем мы единственное утешение перед собою, что естествоиспытатель, лишенный возможности приобретать новых животных, не лишен возможности делать полезные и важные наблюдения над животными своей фауны. Монографии самых обыкновенных, даже домашних животных представляют обширное поле для полезной деятельности естествоиспытателя и доставят ему имя не менее достойное имени того, кто описал немалое количество новых животных. Поверять и пополнять старое в науке, по крайней мере, столь же важно, как и указывать новое. [... ] X

В единственном роде человека допускаем мы только один вид - «homo sapiens L». Но далее, заметив, что многие особи представляют резкие, важные отличия, которые постоянны, т. е. не зависят от наружных условий, передаются в потомстве и не переходят друг от друга, мы разделили этот вид на новые группы, которые и назвали племенами или поколениями (stirpes generis huma- ni); в животных же виды делим мы только на видоизменения (varietates) и придаем племенам гораздо большую важность, нежели видоизменениям; но почему? Если взаимные отличия племен чрезвычайно важны, то почему не называем мы их видами, почему принимаем только один вид, а не многие виды в роде человека? Почему не принимаем мы племен в животных, а видоизменений или видов в роде человека? XI

Мы говорим, что естественная история, а в частности и зоология, есть наука чисто опытная; в ней все начинается и оканчивается опытом. С другой же стороны, науку вообще слагаем из материи или содержания и формы; первая приобретается наблюдением и опытом; последняя - соображением или умозрением. Наблюдения и опыты немы: их должно объяснить, им должно дать значение, без того они будут лежать без пользы в науке; в свою очередь каждое умозрение должно поверяться и отражаться каким-либо фактом. Словом, содержание составляет предмет (объект) исследования и изучения, а форма выражает собою способ дальнейшего исследования и облегчает начальное изучение его. Что же будет после того наука чисто опытная и чисто умозрительная? - Чистый парадокс.

Карл Рулье родился в 1814 г. в Нижнем Новгороде в семье небогатого французского иммигранта. Его отец занимался ремеслом сапожника, мать была акушеркой. Возможно, именно пример матери заставил Карла избрать медицину в качестве профессионального поприща. В 1829 г. пятнадцатилетний Рулье поступил в Московскую Медико-хирургическую академию, тесно связанную со старейшим в России Московским университетом. В 1833 г. он закончил академию с серебряной медалью.

Карл Францевич Рулье

Уже в годы учёбы стало ясно, что по складу характера и интересам Рулье больше подошёл бы естественнонаучный факультет университета. Его привлекала не столько практическая медицина, сколько фундаментальные исследования. Но финансовое положение не позволило будущему светилу российской эволюционной биологии с самого начала посвятить себя чистой науке. После окончания академии он три года отслужил военным лекарем в Рижском драгунском полку. В 1836 г. преподаватели Медико-хирургической академии смогли подыскать своему бывшему любимому студенту место репетитора на кафедре естественной истории. Год спустя двадцатитрёхлетний Рулье защитил диссертацию и стал доктором медицины.

«Сомнения в зоологии, как науке»

В 1841 году Рулье был командирован в Германию, где познакомился с рядом научных центров и крупными европейскими естествоиспытателями. Отдавая должное коллегам на Западе, он в то же время нашёл в их подходе много поводов для критики. По возвращению на родину Карл Францевич изложил свои взгляды в статье «Сомнения в зоологии, как науке», опубликованной в журнале «Отечественные записки».

Рулье писал: «Одно из существенных условий каждой науки есть стремление к её внутреннему единству, к её стройной целости, которые нарушаются противоречиями. Что противоречия существуют, были и всегда будут между писателями данной науки, это известно каждому знакомому слегка с её историею. Мы хотим говорить о противоречиях другого рода, о несообразностях в понятиях одного и того же писателя, противоречиях в науке, как окончательном результате трудов многих писателей, очищенном критически».

Учёный указывал, что зоология в её современном состоянии не является такой целостной системой, а зачастую сводится к механическому описанию добытых натуралистами разрозненных экземпляров. При этом основной упор делается на анатомию животного и незаслуженно мало уделяется внимания его среде обитания, поведению, взаимодействию с другими видами. Часто описатель вообще видел описываемый объект только убитым и препарированным.

В статье очень много говорится о ненадёжности критериев вида, что в свою очередь связано с незнанием условий жизни животного: «Человек, как существо, не могущее освободиться из-под влияние бесконечного разнообразия наружных деятелей, должен изменяться наружно и внутренно: может, например, утратить зубы, волосы, пальцы, может вследствие ушиба, нароста и проч., получить изменения в форме, может иметь родимые пятна, веснушки, может заболеть различными органическими, материальными болезнями и проч. Множество людей может, вследствие эпидемической болезни, претерпеть одинаковы изменения... и никто не почтёт этих изменений достаточным для того, чтобы по видам творить новые виды и видоизменения в роде человека. Животному же мы не позволяем иметь ни веснушки, ни облысеть, ни обеззубеть, ни захворать и пр. Лишнее пятнышко, бугорок, отверстие, присутствие или отсутствие волос, перьев, игл на животных различных классов, особенно низших, почитаем мы достаточным для разграничения видов».

Что касается такого известного критерия вида, как скрещиваемость и наличие плодовитого потомства, то Рулье замечает, что оно крайне редко используется на практике, поскольку опять-таки требует тщательного наблюдения за животным в его родной среде: «Большей частью вид бывает утверждён и о размножении его ничего не известно. Следовательно, с этой стороны нет верных границ между видами».

Учёный останавливается также на том, что принципы, по которому ведётся классификация живых организмов, весьма смутны. Так существеннейшим признаком отличающих животных от растений считается способность первых к произвольному (осуществляемому по собственной воле) движению. Из чего, по мнению Рулье должно следовать, что «и в утверждении вида, деле столь важном в науке, мы также будем обращать внимание на нравы, на психологию животных, а между тем сторона эта упущена почти во всех видах. Мы этим изучаем животное в природе; а вместо того изучаем их в кабинетах по остаткам, шкуркам, чучелам и проч.». Рассмотрев ряд известных ему классификаций, естествоиспытатель замечает:

«Мы смеёмся над человеком, подбирающим в своей библиотеке книги по цвету бумаги, чернил, обрезу, переплёту и пр., а между тем, не то ли мы делаем с животными?».

Отсутствие в зоологии целостной системы представлений, по мнению Рулье, часто приводит к тому, что музеи пополняются по принципу внешней эффектности экспоната. Однако, бывает так, что невзрачное и довольно обыкновенное с точки зрения обывателя животное, может больше рассказать своим видом истинному учёному, чем, к примеру, экзотическая райская птица: «Украшать музей одними иностранными или красивыми экземплярами, – писал Рулье, – значит унижать науку на степень её недостойную, делать из неё предмет любопытства и забавы». В одной из более поздних работ он развивал эту же мысль несколько иначе: «Вместо путешествий в отдалённые страны, на что так жадно кидаются многие, приляг к лужице, изучи подробно существа-растения и животных её населяющих, в постепенном развитии и взаимно непрестанно перекрещивающихся отношениях организации и образа жизни, и ты для науки сделаешь несравненно более, нежели многие путешественники, издавшие великолепно описания и изображения собранных естественных произведений, которые часто имеют одно главнейшее значение для науки – указаний или вопросов на то, что остаётся сделать, что нужно изучить будущим деятелям в стройной органической связи. Полагаем задачей, достойной первого из первых учёных обществ, назначить следующую тему для учёного труда первейших учёных:

«Исследовать три вершка ближайшего к исследователю болота относительно растений и животных, и исследовать их в постепенном взаимном развитии организации и образа жизни посреди определённых условий» .»

Опубликованная в «Отечественных записках» статья принесла молодому естествоиспытателю широкую известность. Вскоре его пригласили читать лекции и в Московский университет. В это же время Карл Францевич серьёзно увлёкся геологическими исследованиями Подмосковья.

Его всё больше интересуют «животные первозданные, называемые иногда ископаемыми, и совершенно неправильно - допотопными».

«Если разрезать мысленно землю, от поверхности по направлению к центру, настолько, насколько человек знает состав наружной коры её, – писал он в одной из статей, – то нас невольно поразят два явления. Во-первых, слои, ближайшие к центру земли, то есть более глубоко лежащие не содержат в себе, по наблюдениям, произведённым на различных точках земли и в различных частях света, ни малейшего следа остатков растений или животных. Во-вторых, в толщах земли, лежащих между упомянутыми древнейшими слоями и самым наружным пахотным слоем, в которых укореняются почти все ныне живущие растения, встречаются различные остатки растений и животных, отличных от нынешних; причём остатки сих последних и самого человека никогда не были найдены вместе с первыми (т. е. первозданными) в подпахотных слоях; и наоборот, первозданные животные никогда не были находимы в слоях пахотных; никогда не находили в одном и том же слое первозданных животных вместе с остатками ныне живущих и самого человека.» Далее Рулье объясняет, почему, по его мнению, ископаемым животным не подходит название допотопные: «Мы весьма мало знаем положительного о причинах, которые истребили первозданных животных. Вероятнее всего, что они подлежали одной участи с животными, на памяти человека вырождающимися, то есть, что и те, и другие вымерли вследствие изменения климата или вообще наружных физических условий. Но не подвержено сомнению, что не общий потоп истребил ископаемых животных; против такого мнения говорит священное писание, передавшее нам, что от допотопных животных сохранилось по паре; то же подтверждают и свидетельства науки. Ископаемые животные погибли не от общего потопа уже и потому, что до него обитали в земле и нынешние животные, и самый человек, а между тем мы их никогда не находим вместе с ископаемыми существами. Вот почему название допотопных (animaux antidiluviens) не прилично для первозданных животных».

Изучая слои, содержащие окаменевшие остатки живых организмов и неустанно наблюдая жизнь животных в их родной среде, Рулье пришёл к нетривиальному тогда выводу о постоянной изменяемости всего живого под влиянием внешних условий, об образовании одних видов из других. Все последующее, утверждал он: «образуется из повторения предыдущего с прибавлением нового. Все образуется путем постепенного медленного развития».

«Система одних нынешних животных, – писал он также, – как и равно система одних первозданных, не полна сама по себе: одна служит необходимым и естественным дополнением другой. Классификация ныне живущих животных была бы не полна, если бы в первозданных не было вставочных, переходных членов: между нынешними птицами и ящерицами существовал бы огромный промежуток в относительной организации, если бы в числе первозданных не было птице-ящерицы (Pterodactyle), связывающий оба класса между собою. Между ящерицами и рыбами был бы не менее промежуток, ежели бы первозданная рыба-ящерица не связывала двух отдалённых отделений нынешней фауны. Изучение первозданных животных может идти успешно только тогда, когда идёт неразрывно, рука об руку, с изучением нынешних животных. Палеонтология есть часть зоологии».

Сходную мысль можно встретить и в «Происхождении видов» Чарльза Дарвина , но там она проработана подробнее. В целом взгляды Рулье более сходны со взглядами его старшего современника, выдающегося французского естествоиспытателя Жана Батиста Ламарка, создавшего первую в европейской науке целостную теорию эволюции.

Таким образом, концепция, которую исповедовал Рулье не была абсолютно новой и оригинальной, но не была и общепринятой в современной ему биологии. Многие видные учёные того времени были убеждены в неизменности видов. Говоря об их изменяемости, Рулье в значительной степени, опирался на собственные наблюдения и не боялся спорить с авторитетами, даже с великим Жоржем Кювье .

Увлечение палеонтологическими исследованиями

В середине 40-х годов Карл Францевич сосредоточил свои усилия на создании целостной картины геологии Подмосковья. Этот регион довольно сложен для изучения в силу общей сглаженности рельефа, но Рулье организовывал многочисленные выезды ко всем имеющимся в Московской губернии обнажениям. Много информации удалось получить, проанализировав материалы, полученные при строительстве Николаевской железной дороги, соединяющей Москву и Петербург. Было также проведено тщательное изучение пород, извлекаемых из каменоломен. В одной из статей Рулье писал:

«За отсутствием рудокопных работ и по мелкости рек в нашей губернии нет значительных обнажений, больших разрезов коры земной, и потому мы можем только гадательно судить о глубочайших слоях земных, лежащих под Москвой. Самый глубокий слой, обнажённый близь столицы, есть известковая толща, которая обнаружена на берегу Москвы-реки под селом Мячковым, и которая доставляет весь белый камень, всю известь и бут, употребляемый в нашей столице при постройках и мощении тротуаров. В этой извести находятся в большом количестве раковины и полипники, которым подобные не находятся во всей Европе. Ближайшие к ним нынешние существа живут в странах тропических, в Тихом океане и Красном море. В чёрной же почве, которая так часто видна на берегу Москвы-реки (на Воробьёвых горах, под Шелепихой и особенно под селом Хорошовым) и лежит на указанном выше известковом слое (что можно видеть под Драгомиловским кладбищем на берегу Москвы-реки, и под селом Павшином, близ с. Архангельского, также под самым Мячковым) попадаются уже животные умеренных стран и притом часто прибрежные. Подобные им существа живут и в наше время по берегам Средиземного и Атлантического морей. Наконец, в серовато-желтоватой глине, под Троицким селом, против Щукиной деревни, встречаются почти те же ископаемые речные рыбы, которые и в наше время живут в наших водах. Наконец, в рассыпчатом песке, покрывающем почти всю поверхность нашей губернии, находят ископаемых слонов, мамонтов, носорогов, лошадей и вообще животных, на суше живущих».

В 1845 г. Рулье опубликовал подробную таблицу стратиграфических слоёв Подмосковья. В ней содержалась информация о пластах, относящихся к каменноугольному, юрскому, меловому геологическим периодам. Было дано и более дробное деление. К примеру, юрские отложения были подразделены ещё на четыре «этажа».

Подмосковный рыбо-ящер

Как бы не увлекала Карла Францевича исследовательская работа, он всегда оставался преподавателем. Его многочисленные лекции и статьи предназначались не только для узких специалистов, но и просто для людей интересующихся. В числе прочего Рулье опубликовал ряд работ, описывающих конкретных ископаемых животных. Одна из них была посвящена ихтиозавру.

Хищный морской ящер, получивший за своё сходство с гигантской рыбой название ихтиозавр, был впервые обнаружен в 1811 г. юной англичанкой Мэри Эннинг .

Шестиметровый скелет древней рептилии оказался вмурованным в скалу над Ла-Маншем. Это была первая находка, за ней последовали другие. Три десятилетие спустя палеонтологи располагали некоторым количеством неплохо сохранившихся останков рыбо-ящера, найденных в различных европейских странах. В том числе ихтиозавров удалось обнаружить и в юрских отложениях близ Москвы, в частности в чёрных юрских глинах речного обрыва под Драгомиловским кладбищем. Другие экземпляры были найдены у села Хорошова, по Звенигородке, под Мнёвниками. В музее Московского университета имелся полный скелет, так что Рулье имел возможность самостоятельно исследовать животное, не полагаясь на чужие описания. Но в своей статье он предлагал читателям, на какое-то время забыть о наличии целого скелета и попытаться предположить, как должно выглядеть всё животное по его отдельным фрагментам, чтобы потом сравнить предполагаемое с действительным. На примере ископаемого морского хищника он решил показать читателю, как применяется метод Кювье, который, как известно, учил, что, используя сравнительную анатомию, можно достоверно воссоздать облик животного, по одной его кости.

«Зуб рыбо-ящерицы, - пишет Рулье, - имеет коническое очертание, острую верхушку, и вообще схож с зубами крокодила, которых, как известно, у него бывает значительное число... Он годен только для раздирания животной пищи и вообще твёрдых веществ. Животное, которому он принадлежал, было плотоядное.»

«По величине зубов должно полагать, что оно было прожорливо... Чрево животного не должно быть обширно, выпукло, потому что таковым оно бывает только у травоядных (корова, верблюд, слон) животных, которые, поглощая малопитательную пищу, принимают её очень много. У хищных животных желудок и кишки тонки, а потому чрево поджарое (кошка, тигр, куница, собака)... Будучи весьма хищным животным и раздробляя весьма твёрдые вещества и большие куски, оно должно иметь широкую пасть; челюсти должны расходиться на большое расстояние... Нижняя челюсть, как наиболее слабая, вероятно, состояла не из одной кости, а из нескольких, потому что известно из устройства крокодила и других весьма хищных животных, что таковые челюсти могут с большей силой прижимать жертву к верхней челюсти, не ломаясь. Это простой закон механики, прилагаемый везде в человеческих машинах».

Рассуждая дальше об образе жизни, которое могло бы вести подобное животное, Рулье полагает, что, исходя из формы зуба, можно делать предположение об устройстве глаза и о его размере (глаза у ихтиозавра очень большие - до 20 см в диаметре. Это - глаза ночного хищника).

Выжав всё что можно из зуба рыбо-ящера, Рулье переходит к его позвонку.

«Из устройства позвонка - говорит он - мы извлечём не менее важные посылки и подтвердим уже указанные. Он имеет весьма рыхлую костную ткань, а это устройство особенно свойственно:
1.Нынешним водяным животным. Вода тяжелее воздуха, следовательно, сильнее препятствует свободному движению животного. Для облегчения его все части тела имеют возможно меньшую плотность и тяжесть.
2. Позвонок имеет в форме наибольшее сходство с столовой чашкою, т. е. при значительной ширине имеет малую глубину, как это бывает у рыбы. Другое, и ещё большее сходство с ними выражается воронкообразными углублениями, по одному глубокому на передней и задней поверхности позвонка, указывающими, что позвонки соединялись между собою особенно толстыми хрящами. Это устройство в рыбах, очевидно, имеет целью доставить позвоночному столбу наибольшую гибкость, удобоподвижность и силу, условия, нужные для свободного движения в густой среде, в воде.
3. Позвонков, очевидно, было, как у рыбы, большое количество.»

Исходя из формы зубов и позвонков Рулье делал вывод, что животное весьма быстро двигалось в воде, а, следовательно, его конечности «не могли оканчиваться раздельными пальцами», они должны быть ластообразными, а в задней части тела должна находится широкая ударная поверхность.

«Мы теперь даже можем, – пишет Рулье, – набросать эскизное изображение рыбо-ящерицы, никогда не видав её. Конечно, ныне известны почти все наружные и некоторые внутренние части её, найденные в различных странах. Но мы не станем говорить о сих весьма важных приобретениях кабинетов; скажем только, что они все подтверждают указанные нами выводы науки. Так сильна ныне наука: она уже предсказывает, угадывает, а это указывает на значительную степень совершенства.»

Желающих увидеть полный скелет ихтиозавра Рулье отсылает в музей Московского университета. Правда, хранящаяся там особь была довольно мелкой - три с половиной аршина (менее 3 м) в длину. Экземпляр, обнаруженный Мэри Эннинг достигал 6 м, а самый крупный из ныне известных ихтиозавров был найден в Канаде в 2003 г. Его длина равнялась 23 м.

Палеонтология не была единственным и даже главным направлением деятельности Карла Рулье. Он стал первым директором комитета акклиматизации животных и растений, издавал при Обществе испытателей природы первый естественно-исторический популярный журнал в России "Вестник естественных наук", его считают одним из основоположников зоопсихологии и экологической науки. Влияние Рулье на российскую естественнонаучную мысль XIX в. было огромным. После его ранней смерти в 1858 г. исследования учёного-эволюциониста были продолжены многочисленными учениками: Н. А. Северцовым, А. П. Богдановым, Я. А. Борзенковым, С. А. Усвым и другими.

Нашли опечатку? Выделите фрагмент и нажмите Ctrl+Enter.

Sp-force-hide { display: none;}.sp-form { display: block; background: #ffffff; padding: 15px; width: 960px; max-width: 100%; border-radius: 5px; -moz-border-radius: 5px; -webkit-border-radius: 5px; border-color: #dddddd; border-style: solid; border-width: 1px; font-family: Arial, "Helvetica Neue", sans-serif; background-repeat: no-repeat; background-position: center; background-size: auto;}.sp-form input { display: inline-block; opacity: 1; visibility: visible;}.sp-form .sp-form-fields-wrapper { margin: 0 auto; width: 930px;}.sp-form .sp-form-control { background: #ffffff; border-color: #cccccc; border-style: solid; border-width: 1px; font-size: 15px; padding-left: 8.75px; padding-right: 8.75px; border-radius: 4px; -moz-border-radius: 4px; -webkit-border-radius: 4px; height: 35px; width: 100%;}.sp-form .sp-field label { color: #444444; font-size: 13px; font-style: normal; font-weight: bold;}.sp-form .sp-button { border-radius: 4px; -moz-border-radius: 4px; -webkit-border-radius: 4px; background-color: #0089bf; color: #ffffff; width: auto; font-weight: 700; font-style: normal; font-family: Arial, sans-serif;}.sp-form .sp-button-container { text-align: left;}

К.Ф. Рулье родился в 1814 году в Нижнем Новгороде от родителей французского происхождения. Отец Рулье был сапожником, а мать повивальной бабкой (акушеркой). Сначала воспитывался дома, а потом в частных пансионах «небогатой руки».

Рулье жил в Москве с 1829 года. В том же году он стал воспитанником Медико-хирургической академии. После перехода на третий курс в 1831 году стал студентом и учился у Г. И. Фишера и А. Л. Ловецкого. Окончил академию в 1833 году лекарем первого отделения с первой серебряной медалью.

Будучи вынужден жить личным трудом, Рулье поступил на службу врачом в Ряжский драгунский полк, где оставался до 1836 года. Медицина не удовлетворяла Рулье, и он с радостью принял предложение президента Московской медико-хирургической академии быть репетитором при академии. В 1837 году защитил диссертацию «О геморрое» и получил степень доктора медицины . После этого Рулье стал преподавать студентам минералогию и зоологию в качестве адъюнкт-профессора. Одновременно работал в университетском Зоологическом музее, хранителем с 1837 года, директором с 1840. В 1840 году начал читать лекции по зоологии в Московском университете. В 1842 году утверждён экстраординарным профессором по кафедре зоологии, а в 1850 году стал ординарным профессором.

В 1837 году был избран членом Московского общества испытателей природы и несколько лет был секретарём общества.

Рулье был одним из первых российских пропагандистов и популяризаторов естественных наук . Он активно читал публичные лекции, основал и редактировал научно-популярный журнал «Вестник естественных наук» (1854-1860). Рулье создал российскую научную школу зоологов-эволюционистов (Н. А. Северцов, А. П. Богданов и др.).

К. Ф. Рулье активно работал в области геологии и палеонтологии Подмосковья, создав основу для развития эволюционной палеонтологии. Он ввёл сравнительно-исторический метод исследования органического мира . Работы Рулье по изучению инстинктов животных и их психической деятельности заложили основы эволюционного направления в зоопсихологии .

Влияние внешних условий на животных, законы географического распространения животных, периодические странствования птиц, ход рыбы против течения во время нереста, зооэтика - вот какие вопросы занимали Рулье. Он рассматривал организм не взятым отдельно, а в связи с миром , предшествовавшим его появлению, влияние на организм среды, которая в которой происходит его жизнь, ряд тех изменений и приспособлений в органах, которые вызывает эта среда, - все это было положено в основу курса Рулье.

Рулье в 1852 году заложил так называемое экологическое направление в зоогеографии, которое далее разрабатывалось Н. А. Северцовым.

Российский биолог-естествоиспытатель и эволюционист. С 1840 г. профессор Московского университета, одновременно работал в университетском Зоологическом музее (с 1837 г. его хранитель, с 1840 г. директор).

Российский биолог-естествоиспытатель и эволюционист. С 1840 г. профессор Московского университета, одновременно работал в университетском Зоологическом музее (с 1837 г. его хранитель, с 1840 г. директор).

Создал целостную эволюционную концепцию, считая основным фактором эволюции воздействие на организм изменяющейся внешней среды. Один из создателей отечественной экологической зоогеографии: “Ежедневный опыт показывает, что животные живут привольно только посреди определенных окружающих условий, к которым они постоянно применены своей организацией. Это применение двоякого рода: или оно передано животному самой природой, или оно обусловливается постоянно продолжающимся действием внешних условий: или животное избирает внешнее условие, приличное своей организации, или внешние условия изменяют организацию животного соответственно себе. В каждом из этих случаев, однако же, организация поддерживается неизменною только тогда, когда действуют определенные условия, а не другие, так что закон общения животного с внешним миром остается во всей своей силе. Условия, влияющие на организацию животного, разнообразны. Для удобнейшего обзора различного к ним применения разделяют их на две группы. На ближайшее, непосредственно на животное влияющие, или физические, и на такие, которые определяются сами географическими терминами. Отсюда принимают для вида размещения: физическое или местопребывание (statio) и географическое или местонахождение (habitatio).” (Рулье, 1955, с. 498–499). Различая “местопребывание” и “местонахождение”, Р. различает экологическое и географическое распространение. Дифференцирует экологическую и историческую зоогеографию (Рулье,1852).

Основные труды:

Рулье К.Ф. О влиянии наружных условий на жизнь животных // Библиотека для воспитания. 1845. Ч. 2. С. 190–220 ; ч. 3. С. 51–86.

Рулье К.Ф. Жизнь животных по отношению к внешним условиям: три публ. лекции, чит. ординарным профессором К. Рулье в 1851 г. – М. : Моск. ун-т, 1852. – 121 с.

Рулье К.Ф. Избранные биологические произведения / под ред., с коммент. и послесл. Л.Ш. Давиташвили, С.Р. Микулинского. – М. : Изд-во АН СССР, 1954. – 688 с.

Рулье К.Ф. Зообиология // Райков Б.Е. Русские биологи-эволюционисты до Дарвина: материалы к истории эволюционной идеи в России. М. ; Л. : Изд-во АН СССР, 1955. Т. 3. С. 437–604. [приведено по рук., хранящейся в Отделе рукописей и инкунабул Научной библиотеки МГУ]

Библиография:

Богданов А.П. Карл Францевич Рулье и его предшественники по Кафедре зоологии в Императорском московском университете // Изв. О-ва любителей естествознания, антропологии и этнографии. 1885. Т. 43, вып. 2. 215 с.

Райков Б.Е. Русские биологи-эволюционисты до Дарвина: материалы к истории эволюционной идеи в России. Т. 3. – М. ; Л. : Изд-во АН СССР, 1955. – 644 с.

Микулинский С.Р. Карл Францович Рулье, 1814–1858: ученый, человек и учитель. – . – М. : Наука, 1989. – 285 с.

Микулинский С.Р. К.Ф. Рулье и его учение о развитии органического мира. –М. : Изд-во АН СССР, 1957. – 355 с.

Иоганзен Б.Г., Коштоянц Х.С., Мельников Г.Б., Никольский Г.В. Памяти Карла Францевича Рулье: (к столетию со дня смерти) // Науч. докл. высш. шк. Биол. науки. 1958. № 2. С. 7–9.