Рунеберг (Runeberg) Йохан Людвиг. В схватке с чудовищем времени: современная финская поэзия

Сергей Завьялов

В схватке с чудовищем времени: современная финская поэзия

Поэзия Финляндии плохо известна в России. Это парадоксально, при том что в течение 109 лет страна была автономным княжеством в составе Российской империи, а в течение семнадцати лет (1940-1956) финский язык как язык Карело-Финской ССР был одним из шестнадцати официальных языков Советского Союза (на шестнадцатой ленточке советского герба золотились слова Kaikien maiden proletaarit liittykkbb yhteen! ). Тем не менее из амбициозных книжных проектов позднего СССР финскую поэзию затронул лишь один: антология скромным объемом менее чем в 400 страниц . Финнов не было ни в книжной серии “Из современной поэзии”, ни среди авторов “Иностранной литературы” (за единственным исключением Пентти Сааритсы), даже подборки в соответствующих томах всеохватной “Библиотеки всемирной литературы” имели ничтожный объем и сомнительную репрезентативность .

Можно, конечно, попытаться найти этому явлению объяснение внутри поэтического мира. Ведь с русской точки зрения в финской культуре имеется несколько “слабых мест”: во-первых, доминирование шведского языка в образованных слоях общества вплоть до середины XX века делало в глазах иностранцев такую литературу вторичной по сравнению с литературой собственно шведской. Впрочем, непредубежденный читатель не мог бы усмотреть никаких следов “вторичности” в поэзии финско-шведского модерна 1920-1930-х годов (Эдит Сёдергран , Эльмер Диктониус , Гуннар Бьерлинг, Раббе Энкель, Генри Парланд).

Во-вторых, финноязычная поэзия межвоенных десятилетий, стоявшая в оппозиции романтическим эпигонам, была, на русский вкус, слишком “левой”: если вне зависимости от происхождения участники групп “Туленкантаят” (ОлавиПааволайнен, Катри Вала , УуноКайлас) или “Кийла” (АрвоТуртиайнен , ВильеКаява, ЭлвиСинерво) идентифицировали себя с пролетариатом, то русские читатели последних советских десятилетий - с угасающим дворянством Серебряного века. Впрочем, именно “левые” перешли на свободный стих, присоединив свою страну к общеевропейскому эстетическому пространству.

Наконец в-третьих, высокий финский модерн запоздал, достигнув апогея лишь к концу 1950-х - началу 1960-х годов. Поэтому к моменту подготовки той единственной русской антологии (1980 года) его лидеры еще не окончательно завоевали признание. Впрочем, без них, как и без вышеназванных финских шведов, немыслим общеевропейский поэтический контекст. Тогда как украшающие своими статуями столичную Эспланаду классики ЙоханРунеберг и ЭйноЛейно остаются фигурами исключительно национального масштаба. Финскими модернистами называют ряд послевоенных авторов, писавших по-фински и по-шведски. Это Ээва-ЛиисаМаннер, ПенттиСаарикоски, ПаавоХаавикко, ЛассиНумми, КариАронпуро, СирккаТуркка, ПенттиХолаппа, МирккаРекола и ЛарсХульден, БуКарпелан, ЙестаОгрен, Марта Тикканен, КласАндерсон.

Но, возможно, причины нужно искать за пределами мира собственно поэзии: Россия не знала пуританской Реформации, а Финляндия - абсолютистского классицизма, Россия вошла в резонанс с романтизмом в его ранней, а Финляндия - в его поздней стадии. Финские поэты не имели опыта выживания под социальными и культурными руинами, тогда как их русские коллеги так и не довели до конца модернизацию своего ремесла, оставаясь, по преимуществу, в русле традиционных технологий (размеры, рифмы и т. п.).

Однако не менее интересно взглянуть на эту наполненную, казалось бы, эстетической несовместимостью картину и с другой, неожиданной точки зрения: мы увидим, что оба народа были одновременно захвачены викингами, обращены в христианство, оказались в поле зрения “цивилизованной Европы”, что в обеих странах в одно и то же время литература (в Финляндии поначалу шведоязычная) сделалась общественно значимым явлением (Пушкин и Рунеберг - фактически ровесники), что в обеих странах после изоляционизма 1930-х годов главным содержанием поэзии стал вопль об обновлении (пусть это обновление по-разному понималось).

Если же отвлечься от того образа русской поэзии, который возникает при контакте с литературным истеблишментом, и заглянуть в журналы “Воздух” или “Абзац”, “Транслит” или “TextOnly”, зайти на сайты vavilon.ru или litkarta.ru, то мы столкнемся внутри самой русской поэзии со средой, уже не столь отличной от финской. Впрочем, проблемы, над решением которых работает современная финская поэзия, даже в этой среде будут во многом непонятны.

Корнями эти проблемы уходят в те годы, когда в развитых странах на время показалось, что история завершилась, в искусстве всё уже было, “новое” вовсе не ново , а лишь утомительно своей претензией на новое и т. п., и образовалось некоторое “провисание” художественной ткани, а заодно, незаметно, закончился и короткий ХХ век .

Для художников и интеллектуалов 1990-х поменялось все, но, главное, поменялся враг. Теперь им была не респектабельная культура традиционной буржуазии, а скорее тривиальная культура развращенных буржуазными соблазнами масс, и это в стране с сильными социалистическими настроениями и пролетарскими традициями вызвало мощное неприятие во всех сферах искусства. Наибольший резонанс (без преувеличения мирового масштаба) имели “пролетарские” фильмы АкиКаурисмяки (р. 1957), но значащими были сдвиги и в других сферах: балеты ЙормыУотинена (р. 1950), спектральная музыка КайиСаариахо (р. 1952), авангардные опусы для аккордеона КиммоПохьонена (р. 1964). Тогда же открылись наконец современный оперный театр (1993) и музей современного искусства “Киасма” (1998).

Значительными были трансформации и в поэзии, сделавшие центром внимания группу “Нуори войма” , в которую вошли Хелена Синерво (р. 1961), Юкка Коскелайнен (р. 1961), Юрки Киискинен (р. 1963), Риина Катаявуори (р. 1968). Чуть позднее обратили на себя внимание Йоуни Инкала (р. 1966) и Олли Хейкконен (р. 1965). К этому же поколению принадлежат и шведоязычные авторы: Агнета Энкель (р. 1957), Петер Миквиц (р. 1964), Эва-Стина Бюггместар (р. 1967).

Они уже опирались не на мегалопроекты европейского модерна, не на “большой стиль” Элиота и Паунда, не на эгоцентрику сюрреализма, не на контркультурный порыв битников, а скорее на философский анализ ситуации после модерна , смерти автора , отмены канона и проч.

Сейчас, спустя двадцать лет, можно сказать, что они были последними поэтами , так как следующее поколение, поколение 2000-х, интегрировало своё, в прошлом сепаратное, художество в единое пространство contemporary art , пронизанного, как никогда раньше, актуальными смыслами .

Тексты, представляемые сегодня русскому читателю, - не более чем археологические шурфы ; между антологией позднебрежневских времен и сегодняшней подборкой - огромное, нетронутое лопатой пространство : рядом с Т. С. Элиотом Андрея Сергеева, Рене Шаром Вадима Козового, Паулем Целаном Ольги Седаковой, Эудженио Монтале Евгения Солоновича, Збигневом Хербертом Владимира Британишского остается незанятым место и для кого-нибудь из классиков финского модернизма.

Поэзия Финляндии. Сост. и послесловие Э. Карху. - М.: Прогресс, 1980. - 384 с. (Библиотека финской литературы). В книгу вошли только авторы ХХ века. За два десятилетия до этого увидела свет другая антология с тем же названием, чуть большая по объему, но включающая еще фольклор и авторов XIX века (М.: Гослитиздат, 1962. - 559 с.).

“ИЛ”, 1985, № 2. Перевод П. Грушко (цикл стихов на латиноамериканские темы). Кроме того, советский песенник Николай Добронравов поместил в “ИЛ” (1981, № 8) перевод нескольких песенок АуликкиОксанен.

Иосиф Бродский обожал Швецию по разным причинам. Прежде всего она напоминала ему его родину, его питерские места. Приезжая в Швецию, он как бы приезжал в свою родную Прибалтику. Я бывал в Стокгольме, видел дома, где останавливался Бродский, специально заходил в те помещения, где он жил, смотрел в окна. Та же балтийская вода, те же улицы, та же местность. Будто и не уезжал. Разве что чуть почище и понаряднее, поуютнее.

Еще в 1972 году, сразу же после своего изгнания, Иосиф Бродский писал:

Слушай, дружина, враги и братие!

Все, что творил я, творил не ради я

славы в эпоху кино и радио,

но ради речи родной, словесности,

за каковое речение-жречество

чаши лишившись в пиру Отечества,

нынче стою в незнакомой местности.

Ему предстояло посетить немало незнакомых местностей, но тянулся он всегда лишь к двум: к Венеции, где бывал каждый январь и которая кроме чарующей красоты и эстетства (что Бродский всегда любил) также напоминала ему родной Питер своими набережными. Вторым родным местом была Швеция.

Впрочем, и изумительную «Набережную неисцелимых», посвященную Венеции, Бродский написал именно в Стокгольме, в гостинице «Рейзен», смотря в окно примерно на такую же набережную. Тут и Питер, и Венеция, всё сразу. Как он писал о Стокгольме: «Главное - водичка и все остальное - знакомого цвета и пошиба. Весь город - сплошная Петроградская сторона. Пароходики шныряют в шхерах и тому подобное». По сути, он никогда, до своей смерти, не выезжал из своего Петербурга-Ленинграда, хранил его в себе и окружал себя питерскими приметами.

Еще подробнее он высказался своему шведскому другу Бенгту Янгфельдту: «Последние два или три года я каждое лето приезжаю более или менее сюда, в Швецию, по соображениям главным образом экологическим, я полагаю. Это экологическая ниша, то есть ландшафт, начиная с облаков и кончая самым последним барвинком, не говоря про гранит, про эти валуны, про растительность, практически про все - воздух и так далее и так далее. Это то, с чем я вырос, это пейзаж детства, это та же самая широта, это та же самая фауна, та же самая флора. И диковатым некоторым образом я чувствую себя здесь абсолютно дома, может быть, более дома, чем где бы то ни было, чем в Ленинграде, чем в Нью-Йорке или в Англии, я уже не знаю где. Это просто, как бы сказать, естественная среда, самая известная среда, которая известна для меня физически».

Как считает Янгфельдт, шведская «экологическая ниша» во многом заменила Иосифу Бродскому родину, посетить которую у него не было надежд. Пожалуй, Швеция стала не только воспоминанием о детстве, а улучшенным вариантом оного. «Ужасно похоже на детство, - пишет он своему давнему ленинградскому другу Якову Гордину, - но не на то, которое было, а наоборот, - то есть детство, каким оно могло бы состояться». Он и свое расписание жизни приспосабливал к питерской местности. На время занятий в Америке, которая так и не стала ему родной, затем в январе в Венецию, потом опять занятия, и ближе к лету в Лондон и Швецию, можно сказать, к себе домой.

В 1975 году он написал свое первое шведское стихотворение «Шведская музыка», посвященное писательнице Кароле Хансон:

Когда снег заметает море и скрип сосны

оставляет в воздухе след глубже, чем санный полоз,

до какой синевы могут дойти глаза? до какой тишины

так довольно спички, чтобы разжечь плиту,

так стенные часы, сердцебиенью вторя,

остановившись по эту, продолжают идти по ту

сторону моря.

Впрочем, Швеция у него всегда была связана с музыкой.

Первый раз он приехал в эту страну в 1974 году по частным делам, затем в 1978 году с чтением стихов. Тогда же познакомился с Янгфельдтом и своими русскими переводчиками. В 1976 году в Стокгольме вышла книга стихов Иосифа Бродского «Остановка в пустыне» в переводе на шведский язык. Позже она была переиздана в 1987 году. Интересно, что на обложку поместили фотографию поэта с православным крестиком на шее. Еще до Нобелевской премии он приезжал на книжную ярмарку в Гётеборг, там и произошла его первая встреча с будущим другом и будущим нобелиатом, шведским поэтом Томасом Транстрёмером. Читали стихи почти четыре часа. А вокруг были та же трава, тот же прибалтийский мох. С 1988 по 1994 год Бродский бывал в Швеции практически каждое лето. То в Стокгольме, то в окрестностях города, то на острове Торе. Я специально съездил на Торе, чтобы увидеть эти места как бы глазами Бродского, тем более я и сам северный человек по рождению. Конечно, остров Торе - это наш Валаам, ему там легко дышалось и писалось. Ведь дело не только и не столько в «экологической нише», о которой часто пишут бродсковеды, - дело в творческой свободе, творческом полете. Не мог он свободно писать на жаре, в духоте, на тропическом юге, как какой-нибудь не менее великий Киплинг. У каждого поэта своя пространственная ниша.

Чем пересказывать Янгфельдта, дам опять высказаться ему самому: «„Глаз предшествует перу, и я не дам второму лгать о перемещениях первого“, - пишет Бродский в своем эссе о Венеции, „Набережной неисцелимых“. „Поверхность - то есть первое, что замечает глаз, - часто красноречивее своего содержимого, которое временно по определению, не считая, разумеется, загробной жизни“. В стихотворении „Доклад для симпозиума“ он формулировал свое геоэстетическое кредо следующим образом: „Но, отделившись от тела, глаз, / скорей всего, предпочтет поселиться где-нибудь/ в Италии, Голландии или в Швеции“.

Порядок, в котором Бродский перечисляет эти три страны, соответствует порядку, в котором он с ними знакомился. Во время первого своего визита в Швецию летом 1974 года он провел здесь неделю. В следующий раз он приехал в марте 1978 года по приглашению Упсальского и Стокгольмского университетов, а в 1987 году посетил Стокгольм, чтобы получить Нобелевскую премию по литературе.

После этого Бродский приезжал в Швецию каждый год - до 1994 года включительно. Чаще всего - летом, чтобы отдыхать и работать, но и в другие времена года, в связи с конференциями, выступлениями и прочими делами. В августе 1988 года он выступал на книжной ярмарке в Гётеборге и в октябре 1989 года - в Упсальском университете в связи с конференцией, устроенной „Центром метрических штудий“; в ноябре 1990 года он там же вел три семинара о поэзии Томаса Харди, Роберта Фроста и У. X. Одена; в декабре 1991 года в Шведской академии в Стокгольме он читал доклад на симпозиуме „The Situation of High-Quality Literature“, устроенном в связи с 90-летием Нобелевской премии; в сентябре 1993-го выступал вместе с Дереком Уолкоттом в университетах в городах Линчёпинг и Оребру и на Гётеборгской книжной ярмарке; в августе 1994 года участвовал в Стокгольме в Нобелевском симпозиуме „The Relationship between Language and Mind“».

Доклады - докладами, ярмарки - ярмарками, но он находил время и для путешествий на хорошо ему знакомых с детства маленьких пароходиках, да и места напоминали ему Карельский перешеек с серым мшистым камнем, с серыми, под цвет неба, дачками. Это была его любимая, воспетая и реабилитированная им «серость» - самая природная северная среда. Он и другому своему приятелю, Петру Вайлю, объяснял, как напоминает ему Швеция родное детство «в деталях, до мельчайших подробностей… Знаешь, с какой стороны должен подуть ветер или прилететь комар».

Бенгт Янгфельдт продолжает: «Привлекали Иосифа в Швеции не только природа и климат, не только мох и гранит под летним небом, полным кучевых облаков, приплывших из его родных краев или же стремящихся туда. Здесь были, как в Риме, Венеции и Амстердаме, дома. На улицах Стокгольма он зрел в чистом виде фасады домов, опоганенных в его родном городе десятилетиями пренебрежения и запустения. И при виде церкви Хедвиг Элеоноры в конце перспективы Девичьей улицы „радость узнавания“, говоря словами Мандельштама, была так велика, что ему оставалось только покачать головой: ее ли - или церковь Св. Пантелеймона он видел в молодости, устремив свой взгляд вдоль улицы Пестеля с балкона полутора комнат?»

Потому и оказались шведские периоды у Иосифа Бродского не менее плодотворными, чем период северной ссылки. «Набережная неисцелимых», где вспоминается и место написания: «В этом городе, при всей его промышленности и населении, как только выходишь из отеля, с тобой, выпрыгнув из воды, здоровается семга». Книга была задумана и начата в Стокгольме. В Швеции были написаны пьеса «Демократия!», эссе «Поэзия как форма сопротивления действительности», стихотворения «На столетие Анны Ахматовой», «Памяти Геннадия Шмакова», «Облака», «Вертумн», «Пристань Фагердала»:

голые мачты шведских

яхт, безмятежно спящих в одних подвязках,

в одних подвесках

сном вертикали, привыкшей к горизонтали,

комкая мокрые простыни пристани в Фагердале.

Стихотворение навеяно впечатлениями от экскурсии на паруснике по Стокгольмскому архипелагу. Янгфельдт вспоминает: «По словам владельца парусника, вид простыней, висящих на веревочке около маленькой пристани Фагердала, привел Бродского в восторг. Вообще, рассказывает он, обожающий море Бродский находился во время этой экскурсии в состоянии, граничившем с блаженством». В Швеции, на острове Торе, были написаны замечательные стихи о северной природе и морском дыхании. В Швеции же Янгфельдтом была выпущена примечательная во всех отношениях книга стихов Бродского «Примечания папоротника», тиражом тысяча экземпляров, прямо как у сегодняшних поэтов. На обложке все тот же балтийский пейзаж художника Эрнста Нурлинда с согнутой морским балтийским ветром сосной. Выпустил Янгфельдт и еще два, можно сказать, раритетных издания стихов Бродского «Вид с холма» и «Провинциальное» всего в нескольких экземплярах. Ничего, переиздадут нынче и массовым тиражом, если позволят наследники.

В 1993 году он написал первое свое посвящение другу, замечательному шведскому поэту Томасу Транстрёмеру, которого не раз сам же выдвигал на Нобелевскую премию.

Вот я и снова под этим бесцветным небом,

заваленным перистым, рыхлым, единым хлебом

души. Немного накрапывает. Мышь-полевка

приветствует меня свистом. Прошло полвека.

Барвинок и валун, заросший густой щетиной

мха, не сдвинулись с места. И пахнет тиной

блеклый, в простую полоску, отрез Гомеров,

которому некуда деться из-за своих размеров.

Первым это заметили, скорее всего, деревья,

чья неподвижность тоже следствие недоверья

к птицам с их мельтешеньем и отражает строгость

взгляда на многорукость - если не одноногость.

В здешнем бесстрастном, ровном, потустороннем свете

разница между рыбой, идущей в сети,

и мокнущей под дождем статуей алконавта

заметна только привыкшим к идее деленья на два.

И более двоеточье, чем частное от деленья

я припадаю к родной, ржавой, гранитной массе

серой каплей зрачка, вернувшейся восвояси.

Обратите внимание на текст - «Вот я и снова под этим бесцветным небом», то есть в родных местах. Хотя и «прошло полвека», но поэт с отчаянием и безграничной любовью вновь припадает к «родной, ржавой, гранитной массе» своей серой каплей зрачка, «вернувшейся восвояси». Хотя и посвящено это стихотворение шведскому поэту Транстрёмеру, но написано о России, о дикой любви к России. Кто способен опровергнуть эту любовь? Какие патриоты или демократы? Просто поэт Иосиф Бродский присоединил Швецию к своей поэтической русской империи.

Янгфельдт считает, что Бродский начинал писать это стихотворение в 1990 году. Всё может быть.

Когда шведы задумали книгу его переводов, он не поленился написать требования, обязательные для всех переводчиков. Думаю, эти требования будут интересны всем: «В связи с предстоящим изданием моих стихов я хотел бы изложить два или три принципа, которыми надо руководствоваться при выборе переводов. Я хочу настоять на сохранении формальных аспектов подлинника. Под этим я имею в виду размер и рифму. Я понимаю, что в некоторых случаях это невозможно, но лучше быть непереведенным по-шведски, нежели быть представленным в ложном виде. Минимальное требование, которое следует предъявить любому переводчику, - сохранение размера. Я уверен, что у Вас служит достаточное количество людей, знакомых с основами просодии, чтобы здраво судить о предлагаемых переводах. Размер - позвоночник стихотворения, и лучше выглядеть окостенелым, чем бесхребетным. Я профессионал и хочу, чтобы со мной обращались профессионально. Частная философия того или другого переводчика не должна приниматься в счет, несмотря на его или ее репутацию в стране. Вышеупомянутое требование должно предъявляться любому человеку, желающему или получившему задание перевести мои стихи, чтобы он или она знали с порога, чего от них ожидается. Таким образом можно избежать конфликтов и потраченного зря времени. Само собой разумеется, я полностью доверяю Вашей и Бенгта рассудительности и надеюсь, что Вы сможете применить эти принципы без лишних проблем. Было бы приятно, если бы выжили и рифмы: не ради меня, но ради читателей».

Этой требовательности могли бы поучиться многие другие поэты, легко отказывающиеся и от рифмы, и от размера, лишь бы увидеть свои стихи в западном издании. Лучше быть непереведенным, чем переведенным ложно!

Но вернемся к другому нобелиату, шведскому поэту Томасу Транстрёмеру. Два поэта давно и близко дружили. Как вспоминает тот же Янгфельдт: «Август 1990 года, на даче у поэта Томаса Транстрёмера. Среди прочих гостей - китайские поэты Бей Дао и Ли Ли. Погода замечательная, компания симпатичная, и Иосиф в прекрасном настроении. Только что было опубликовано стихотворение Транстрёмера „Траурная гондола“, и Иосиф вдруг загорается идеей перевести его на русский. Оно начинается словами: „Два старика, тесть и зять…“ Мы садимся на двух стульях в саду. Он опережает меня: „Два старых хрена, да?“ Я говорю, что обычный перевод - „два старика“, но он настаивает на своем. Он был прав, „правильный“ перевод был бы эвфонически значительно хуже…»

Насколько я знаю, пока еще перевод Бродского про этих двух хренов не опубликован. Знаю, что он читал его другому переводчику Транстрёмера, Илье Кутику. Кутик стал переводить Транстрёмера еще в 1990 году, а в 1992 году издал книгу «Шведские поэты» и подарил ее Бродскому.

Интересно, что там же, в Швеции, Бродский дал небольшое интервью, касающееся шведской поэзии… Даю отрывки из этой беседы:

«Интервьюер : Как Вам шведские верлибры?

Бродский: Ну, я по-шведски не читаю, я читаю только в переводах на русский и на английский язык.

Просто стихотворение определяется не столько верлибром, сколько содержанием. То есть не тем, не манерой, в которой оно написано, а в конечном счете в соответствии, в соотношении манеры и содержания, да?..

И… Ну, есть шведские поэты, у которых содержания колоссально много, даже при всех верлибрах. Ну кто?.. Их масса, масса… Ну, например, назвать одно. Самый замечательный, по-моему, шведский поэт. Один из крупнейших, по-моему, поэтов XX века. Это - Томас Транстрёмер. Кроме того: Вернер Аспенстрем, замечательный поэт, но это - старое поколение. Из более молодых - я даже не знаю… То есть я не знаю их возрастов. То есть я недавно прочитал совершенно замечательную книгу переводов шведской поэзии Ильи Кутика, да?.. Там для меня просто было огромное количество открытий, то есть, например, тоже пожилой поэт примерно моего возраста - Ларс Густафсон; мне понравился более молодой человек, Гуннар Хардинг, например, о котором у меня было чрезвычайно поверхностное представление - я его немного знаю лично, и - замечательный поэт! То есть огромное количество совершенно замечательных поэтов!..

Интервьюер : А Вы знаете такие имена, как Катарина Фростенсон, например?

Бродский : Фростенсон? То есть более молодая? Член Шведской академии?

Интервьюер : Да, да…

Бродский : Вы знаете, я посмотрел там эти стихи… Я знаю ее стихи и по-английски, и по-русски, таким образом, да?.. По-английски я видел больше. По-английски это на меня не произвело никакого впечатления, по правде сказать.

Интервьюер : А по-русски?

Бродский : По-русски тоже, в общем. Тоже, в общем. Я не знаю, что происходит с… Может, это моя, как бы сказать, ну, ортодоксальность некоторых взглядов, ну, не знаю! но на меня… Но молодых людей довольно мало - в России их гораздо больше, вот этого возраста, что эта самая Фростенсон, да?.. И качество выше, на мой взгляд.

Интервьюер: Кого Вы можете назвать?

Бродский : Ну, Вы знаете, я не знаю… А… назвать одного… В России - масса имен, то есть назвать одно - это не назвать, не хочу… Назвать кого бы то ни было - это назвать в ущерб остальным. Ну, например, мне просто в голову приходит кто-нибудь: ну, Алексей Парщиков, например, или там, я не знаю, Тимура Кибирова, да?.. Или, ну, это несколько иначе, не знаю, Гандлевского, например… Это вот, примерно, возраст Фростенсон, я полагаю. Ну, это просто несколько имен, хотя их там действительно мириады. Я получаю стихи из самых разных мест из России, то есть со всей страны. И это нечто феноменальное.

Интервьюер : Как Вы успеваете их смотреть?

Бродский : Ну, я успеваю, успеваю. Нахожу время… Я знаю Транстрёмера стихи, может быть, лучше, чем какого-либо иного шведского поэта. По той простой причине, что я сам переводил Транстрёмера. Я переводил некоторые стихи, которые оказались в этой вот книжке Кутика.

Интервьюер: Можно ли как-то сформулировать то, что происходит сейчас в изящной словесности?

Бродский : Происходит совершенно небывалый взлет. Взлет качества. Качество прежде всего феноменальное. И разнообразие. Ахматова говорила о Золотом веке, о Серебряном веке русской поэзии… О Золотом веке она говорила, вот когда мы познакомились, когда возникла эта группа, к которой я принадлежал, что начинается Золотой век, и так далее и так далее. Я думаю вообще, что Золотой век - именно сейчас, потому что действительно много золота!.. Очень высокий процент.

Интервьюер: Ахматова же говорила, что теперь они делают Иосифу биографию…

Бродский: Это правда, наверно. Я не помню, сказала она это или нет, но я думаю, что если, до известной степени, взглянуть на это со стороны - то действительно государство делало мне биографию.

Интервьюер: Вы ему благодарны за это?

Бродский: Нет… Нет. Я вполне мог бы обойтись и без этого».

Томас Транстрёмер был известен в России и до Иосифа Бродского. Сам шведский поэт давно и страстно увлекался Россией и обожал великую русскую культуру. Не раз бывал в Москве, где встречался с нашим поэтом-авангардистом Геннадием Айги. Писал стихи на русскую тему. Вот фрагмент одного из них, посвященного композитору Балакиреву, в переводе Ильи Кутика:

Черный рояль, глянцево-черный паук,

дрожит в паутине, сплетаемой тут же. Звук

в зал долетает из некой дали,

где камни не тяжелее росы. А в зале

Балакирев спит под музыку. И снится Милию

сон про царские дрожки. Миля за милею

по мостовой булыжной их тащат кони

в нечто черное, каркающее по-вороньи.

Он в них сидит и встречается взглядом

с собой же, бегущим с коляской рядом.

Он-то знает, что путь был долгим.

Его часы показывают годы, а не часы…

«Он пишет свободным стихом. Свободный стих сам по себе труден, потому что каждый раз это уникальная форма. Он вроде бы пишет спокойно и просто, не прибегая к какой-то заумной лексике», - говорит его переводчик Алексей Прокопьев. Транстрёмер побывал в Москве в 2001 году, несмотря на свой недуг - паралич после тяжелого инсульта. «Когда он приезжал, - вспоминает Прокопьев, - я его катал по парку Коломенское. Он там смотрел на церкви и просил его даже оставить посидеть».

Что же, если не дают Нобелевской премии русским поэтам и писателям, то пусть дадут хотя бы таким поклонникам русской литературы, каким безусловно является Томас Транстрёмер!

Но вернемся к нашим двум нобелиатам и их многолетней дружбе. Бродский отнюдь не был авангардистом, и его дружба с Транстрёмером была основана на близости не поэтической, а духовной, в конце концов, на любви к России. Не случайно и свой семидесятилетний юбилей шведский поэт приехал отмечать в Россию. Немало десятилетий встречались они в уютных ресторанчиках Швеции, не один раз пили любимую водку Иосифа Бродского «Горькие капли». Я специально привез из Швеции несколько бутылок - это не «Абсолют», нигде, кроме Швеции, не продается. А Бродскому она была полезна как настойка для сердца вроде валериановых капель или корвалола, такая же крепкая и горькая. Он вроде бы не пил, а лечился - вечная мужская отговорка…

В Швеции Янгфельдт обычно арендовал для Бродского автомобиль, так что было на чем поездить по родным балтийским просторам, заехать к тому же Томасу Транстрёмеру. После инсульта поэт с трудом говорил, не мог ходить, едва двигал одной, левой рукой. Но его сила воли была такова, что он заставил себя разработать эту руку и играл ею на рояле. Шведские композиторы специально писали музыку для его левой руки. Он продолжал писать стихи, но уже не мог читать их с эстрады. Его возит в инвалидной коляске жена Моника, с которой он прожил вместе более полувека. Она же и читает его стихи, озвучивает его заявления для прессы.

Вот в это время с ним вновь встретился Иосиф Бродский, и он был поражен, увидев, как Транстрёмер, почти парализованный, играет на рояле. Так возникло сильнейшее стихотворение Иосифа Бродского «Томас Транстрёмер за роялем»:

И рука, приделанная к фортепиано,

постепенно отделывается от тела,

точно под занавес овладела

состоянием более крупным или

безразличным, чем то, что в мозгу скопили

клетки; и пальцы, точно они боятся

растерять приснившееся богатство,

лихорадочно мечутся по пещере,

сокровищами затыкая щели.

Это стихотворение о шведском поэте и музыканте за роялем. В момент такого исполнения и застал Иосиф Бродский своего друга. Вот поэтому его рука, «приделанная к фортепиано, постепенно отделывается от тела». Музыка стиха и музыка фортепиано как бы отделяются от немеющего тела, и пальцы, пишущие стихи, играющие мелодию, «лихорадочно мечутся», пытаясь заткнуть сокровищами духа пустоту, рвущуюся сквозь щели немощного тела. По сути, трагическое стихотворение.

Томас Транстрёмер - один из крупнейших поэтов XX века, классик шведской литературы, которого на родине ставят в один ряд со Стриндбергом и Ибсеном. В 2011 году его признание увенчалось присуждением ему Нобелевской премии. Задолго до этого Бродский называл его крупнейшим поэтом современности, с гордостью признавал свою творческую близость с ним. Конечно, фантазии Транстрёмера отличаются от метафизической конкретики Бродского; Транстрёмер ближе к сюрреализму, к Бретону, а Бродский - в России к державинской линии, в мировой литературе - к Одену. Соединяют их любимая балтийская природа, любимая музыка и любимая Россия.

Вот так и встретились два будущих нобелиата сначала в начале 1970-х годов на поэтическом фестивале в Стокгольме, потом не раз виделись у Томаса дома и последний раз, уже после инсульта - в 1993 году на книжной ярмарке в Гётеборге.

Остается встреча на небесах. Наверное, там они будут вспоминать и ту же дорогую им балтийскую природу, и русскую культуру, увлеченность которой когда-то их сблизила.

Истори ческий обзор ф инск ой литератур ы

Финская литература на финском языке до 1918 года

В средние века в Финляндии существовало богатое народное творчество -- фольклор на финском языке, но от этой эпохи не сохранилось письменных памятников. Первые литературные произведения вышли в середине XVI в. Абоский епископ Микаэль Агрикола (1506--1557) издал букварь финского языка (ABCkiria, 1542) и ряд религиозных книг (Rucouskiria Bibliasta, 1544 и др.).

После этих первых изданий последовал долгий перерыв. В эпоху феодализма в Ф. л. не появлялось ничего, заслуживающего внимания. Финляндия была как в экономическом, так и в политическом и культурном отношениях всецело под владычеством Швеции. Кроме того церковь и феодальная система ставили преграды культурному развитию. Издавалась только религиозная литература силами церкви, монастырей и дворянства.

Ф. л. начала развиваться лишь в XIX в., в период роста капиталистических отношений в стране. В то время в Финляндии сложилось национальное движение, отразившееся в литературе, которая играла в этой борьбе активную роль. Литературным стилем Ф. л. первой половины XIX в. был романтизм, пронизанный национально-освободительными тенденциями. Идейно Ф. л. этого времени была направлена как против шведского дворянства, занимавшего привилегированное положение в стране, так и против преград, которые ставились царизмом. (В 1809 Финляндия вошла в состав России.) В среде писателей-романтиков наметился значительный интерес к национальному прошлому, а также к народному искусству. Начался сбор и издание фольклорного материала. В 30-х и 40-х гг. были изданы: карельский эпос «Калевала» , «Кантелетар», сборники сказок, заклинаний, загадок, пословиц и т. д., которыми была создана как языковая, так и художественная основа для развития художественной литературы.

Уже Г. Г. Портан (Henrik Gabriel Porthan, 1739--1804) пробудил интерес к финскому народному творчеству, а З. Топелиусом старшим (Zachris Topelius, 1781--1831) был издан первый сборник образцов народного творчества. Последователи Э. Леннрота (Elias Lonnrot, 1702--1884), издавшего «Калевалу» (1835), «Кантелетар» (1840--1841) и другие, сосредоточились на изучении древней Ф. л. и фольклора. Для пропаганды патриотически-национальных идей стал издаваться календарь «Aura» (1817--1818) и журнал «Мехиляйнен» (Mehilдinen, 1819--1823), в которых выставлялось требование сделать финский язык государственным языком. Однако эпоха реакции, наступившая после революционного взрыва 1848 и охватившая также Финляндию, затормозила развитие литературы, попавшей в жестокие тиски царской цензуры. В ту эпоху царское правительство разрешало на финском языке печатать книги только религиозного содержания или по сельскому хозяйству. Из писателей, стремившихся к утверждению финского языка, назовем Якова Ютейни (Jaakko Juteini (Jude), 1781--1855), сторонника просветительно-патриотических идеалов; лириков Самуэля Густава Берга (Bergh S. K. Kallio (Каллио, 1803--1852)), а также П. Корхонен (Paavo Korhonen, 1775--1840), Олли Кюмяляйнен, Антти Пухакка (A. Puhakka, 1816--?), описавших народную жизнь в восточной Финляндии.

Расцвет национально-патриотической литературы в Финляндии наступил в 60-х гг. XIX в., после некоторого ослабления цензурных стеснений. Лучшие прогрессивные литературные силы страны группировались около кружка Рунеберг -- Топелиус -- Снелльман. Из писателей, воодушевленных поэтическими идеалами этой эпохи, укажем на А. Альквиста (A. E. Ahlqvist), псевдоним А. Оксанен (A. Oksanen, 1826--1889), принимавшего участие в основании первой политической газеты на финском языке -- «Суометар» (Suometar, 1847). Альквист много путешествовал по Финляндии и России, собирая финские руны, саги и изучая финский язык. Некоторые его путешествия по России описаны в «Muistelmia matkoilta Venдjдllд vuasina, 1854--1858 (1859). В своих лирических стихах, изданных под заглавием «Sдkenia» (1860--1868), он умело применяет различные новые формы стихосложения на финском языке, высказывая вместе с тем глубокие искренние чувства.

Ю. Крон (Julius Krohn (псевдоним Суонио), 1835--1888) -- автор лирических стихов и новелл «Kuun tarinoita, 1889 («Рассказы луны»), имеет большие заслуги в области финского литературоведения. В своей широко задуманной «Suomalaisen kirjallisuuden historie он осуществил подробный разбор «Калевалы». Его работу продолжал его сын Каарле Крон, давший ценные исследования «Кантелетар» и обработавший лекции своего отца по истории литературы на финском языке.

К этому времени относится и зарождение драмы на финском языке. Первую попытку в этом направлении сделал еще Я. Ф. Лагервалль (Jakob Fredrik Lagervall, 1787--1865), издавший в 1834 переделку «Макбета» Шекспира, «Ruunulinna» и несколько других драматических произведений. «Silmдnkддntдjд» (1847) Пиетари Ханникайнена (Pietar Hannikainen, 1813--?) является первой комедией на финском языке. Жозеф Юлиус Векселль (Josef Julius Wecksell, 1838--1907), поэт, автор стихов в романтическом духе, отмеченных влиянием Гейне, издал в 1863 пьесу «Daniel Hjort» на тему о борьбе в Финляндии между Сигизмундом и герцогом Карлом; Густав Адольф Нюмерс (G. A. Numers, 1848--1913) пользуется известностью как автор бытовых комедий: «За Куопио» (Kuopion takana, 1904), «Pastori Jussilainen» и исторической пьесы «Klaus Kurki ja Elina» (1891). Но основоположником драмы на финском яз. является Алексис Киви (A. Kivi) или Стенвалль (1834--1872). Из его драматических произведений назовем трагедию «Куллерво» (Kullervo, 1864), пьесу «Леа» (Lea, 1869) и замечательную комедию из народной жизни «Nummisuutarit», 1864 («Деревенские сапожники»). Его «Семеро братьев» («Seitsemдn veljestд», 1870) -- реалистически написанный финский классический роман из народной жизни. К числу современных Киви писателей и, в известной степени, последователей Киви надо отнести Каарло Бергбома (Kaarlo Juhana Bergbom, 1843--1906), основателя финского театра и драматурга; переводчика Шекспира Пааво Каяндера (Paavo Cajander, 1846--1913) и Каарло Крамсу (Kaarlo Kramsu, 1855--1895), поэзия которого проникнута непримиримостью к современному социальному строю, но не чужда национализма.

В 80-х и 90-х гг. сильное развитие капитализма обостряет классовые отношения и политическую борьбу. В политической жизни появляются две новые силы -- буржуазно-демократическое движение «Nuori Suomi» («Молодая Финляндия») и рабочее движение, начинающее играть значительную роль в жизни страны. Младофинское движение противопоставило себя «старофиннам», представителям консервативных групп тогдашнего финского общества, выставляя в своей программе некоторые либеральные и буржуазно-демократические требования -- всеобщее избирательное право, свободомыслие в религиозных вопросах и т. д. В литературе «младофинство» в эту эпоху выступает с реалистическими тенденциями.

Первыми представителями идей «Молодой Финляндии» в Ф. л. была Минна Кант (Minna Canth (рожд. Johnsson, 1844--1897)) и Юхани Ахо (Juhani Aho Brofeldt (Брофельдт, 1861--1921)). С присущей ей яркостью и силой М. Кант изображала в своих новеллах и драмах тяжелое положение низших классов, жизнь мелкого мещанства. Ее произведения вскрывают целый ряд язв существующего строя (угнетение рабочих, зависимое положение женщин и др.). Весьма популярны ее драмы «Кража со взломом» (Murtovarkaus, поставл. 1882, изд. 1883), «В доме Ройнила» (Roinilan talossa, поставл. 1883, изд. 1885), «Жена рабочего» (Tyцmiehen vaimo, 1885), «Пасынки судьбы» (1888), новелла «Бедный народ» (Kцyhдд kansaa, 1866) и др.

Ю. Ахо -- художникотореалист. Лучшее произведение ранней эпохи его творчества -- «Железная дорога» (Bautatie, 1884). На следующем этапе своего творчества Ахо применяет приемы и тематику европейского натурализма, выступая резко против общественных пороков («Одинокий») (Rauhan erakko, написан 1890). Он касается также острых вопросов любви и брака («Жена пастора», «Papin rouv», 1893). В 90-х гг. в творчестве Ахо усиливается элемент лиризма. Его произведения все сильнее и сильнее окрашиваются субъективными переживаниями («Стружки», «Lastuja», 1891--1921). Культурно-исторический роман «Пану» (Panu, 1897) рисует разрыв между язычеством и христианством в Финляндии. Позднее Ахо возвращается к современности: политический роман «Kevдt ja takatalvi» -- «Весна и возврат земли» -- изображает национальное движение в Финляндии; в 1911 вышел роман «Юха» (Juha) и в 1914-- «Совесть» (Omatunto). В период гражданской войны в Финляндии Ахо колебался между пролетариатом и белогвардейщиной («Отрывочные размышления за недели восстания» (Hajamietteitд kapinaviikoilta, 1918--1919)), а затем примкнул к финской реакции. Арвид Иернефельдт (Arvid Jдrnefelt, 1861--1932) известен своими романами на социальные темы. В них он дает яркие картины из жизни высших и низших классов, показывает разложение буржуазного общества, нападает на церковные догмы и обряды, по существу являясь толстовцем, проповедующим непротивление злу.

К кружку «Nuori Suomi», рупором которого с 1890 была газета «Пайвялехти», принадлежал также Сантеру Ивало (Ингмани (Santeri Ivalo), р. 1866), писавший преимущественно исторические романы, а также лирик Казимир Лейно (Kasimir Leino, 1866--1919). Теуво Паккала (Teuvo Pakkala, 1862--1925) рисует в своих рассказах быт пролетарского населения финской провинции. Особую группу составляют писатели-реалисты, вышедшие из народа (писатели-самоучки). Из них на первом месте надо поставить Пиетари Пяйвяринта (Pietari Pдivдrinta, 1827--1913), многие произведения которого переведены на иностранные языки. Заслуги этих писателей в том, что они своими произведениями осветили жизнь так наз. «низших» классов общества, указав на их важную роль в экономически-социальной жизни страны. У многих представителей этой школы, кроме Пяйвяринта, напр. у Сантери Алкио (Santeri Alkio, 1862--1930) и Каупису-Хейкки (Kauppis-Heikki, 1862--1920), техника письма и художественное изображение характеров достигли значительной высоты.

На пороге XX в. в Финляндии появляется ряд новых писателей, обнаруживающих склонность отчасти к натуралистическому направлению, отчасти к неоромантизму. Назовем Эйно Лейно (Eino Leino, 1878--1926), проявившего себя во многих литературных областях, но сильнее всего в лирике. Он обновил финский поэтический язык и ввел в него новые поэтические формы. Иоханнес Линнанкоски (Johannes Linnankoski псевд., наст. фамилия Вихтори Пельтонен, 1869--1913), неоромантик, воспевавший проникновение капитализма в провинцию; он известен своими романами «Эмигранты» (Pakolaiset, 1908) и «Песнь об огненно-красном цветке» (Laklu tulipuhaisesta kukasta, 1905), переведенными на многие иностранные языки. В последнем романе он идеализирует жизнь сплавщиков леса и дает прекрасные описания природы. У Майл Тальвио (Maila Talvio, псевд. Майла Миккола, р. 1871) встречаются живые описания природы. Айно Каллас (Aino Kallas, р. 1878) изображает в изысканной форме быт эстонских крестьян и жителей восточных областей Финляндии. Пьесы и новеллы Марии Иотуни (Maria Jotuni, р. 1880) отличаются натурализмом, освещенным мягким юмором. Такой же характер носят романы Иоэль Лехтонен (Joel Lehtonen, 1881--1935). Первые его произведения: эпическая поэма «Пермь» (Perm, 1904), роман «Скрипка дьявола» (Paholaisen viulu, 1904), как и последующие («Вилли» -- «Villi», 1905; «Маталена» -- «Mataleena», 1905, и др.) отмечены крайним неоромантизмом и сильным влиянием поэта Э. Лейно. Начиная со сборника «На ярмарке» (Markkinoilta, 1912), в творчестве Лейно чувствуется некоторый уклон в сторону реализма, а в главном произведении -- романе «Путкинотко» (Putki notko, 1919--1920) -- неоромантизм сменяется уже чисто натуралистическими тенденциями.

После поражения революции в Финляндии Лехтонен примкнул к реакционным финским писателям. К этому же поколению писателей принадлежат: Кюести Вилькуна (Kyцsti Vilkuna, 1879--1922), автор исторических романов; Ильмари Кианто (Ilmari Kianto, р. 1874), который в своих ранних произведениях выступает против официальной церкви и лицемерного христианства. Кианто ненавидит буржуазию и городскую культуру и противопоставляет ей идеал деревенской жизни, в которой видит спасение для мелкого собственника (романы «Нирвана» (Nirvana, 1907), «Святая ненависть» (Pyhд viha, 1909), «Святая любовь» (Pyhд rakkaus, 1910) и др.). Резко отличается от них реалистическая повесть «Красная черта» (Punainen viiva, 1909), где отображена жизнь бедняцких слоев северного края в связи с их отношением к политической борьбе рабочего класса. В 1918 Кианто встал в ряды контрреволюции и призывал к истреблению революционного пролетариата.

Вольтер Кильпи (Volter Kilpi, р. в 1874) -- автор символических рассказов. Из более новых писателей назовем: Ф. Э. Силланпяя (Frans Eemil Sillanpдд, р. 1888), знатока жизни провинции, гуманистически изображающего с.-х. рабочих. В своих сборниках рассказов и новелл («Жизнь и солнце» (Elдmд ja aurinko, 1916, «Хильда и Рагнар» (Hiltu ja Ragnar, 1923), «Люди провожают жизнь» (Ihmislapsia elдmдn ssatossa, 1917) и др.) Силланпяя дает яркие, психологически разработанные образы. В романе «Благочестивое бедствие» (Hurskas kurjuus, 1919) Силланпяя знакомит читателя с развитием капитализма в сельском хозяйстве в конце прошлого века. Рабочее движение изображается как преходящее явление, вооруженные выступления (в описаниях гражданской войны) Силланпяя осуждает. Силланпяя несомненно большой мастер языка; по манере письма и, в особенности, по изображению картин природы он напоминает Ю. Ахо. Лирик Ларин-Кюести (Larin-Kyцsti, р. 1873) напоминает легкостью лирических стихов Эйно Лейно. Отто Маннинен (Otto Manninen, р. 1872) -- выдающийся переводчик Гейне и других западноевропейских классиков, автор стихов, законченных по форме, отличающихся мрачным индивидуализмом. На мировоззрении поэта В. А. Коскенниеми (V. A. Koskenniemi, р. 1885) сказывается влияние французских классиков, а также античных и немецких писателей. Достойны упоминания произведения Л. Онерва (L. Onerva, р. 1882). Конрад Лехтимяки (1883--1936) был рабочим-железнодорожником, затем несколько лет работал секретарем районного комитета социал-демократической партии Финляндии и до 1917 был членом социал-демократической фракции сейма Финляндии. Дебютировал в 1908 сборником рассказов «Rotkoista» (Из ущелья). В пьесе «Spartakus» (Спартак) он на основе исторических материалов изображает восстание рабов в древнем Риме. Пьеса «Perinto» (Наследство) и сборник рассказов «Kuolema» (Смерть) пронизаны пессимизмом. В годы империалистической войны вышел сборник его рассказов «Syvyydesta» (Из глубины), изображающий ужасы подводной войны, и фантастическо-утопический роман «Jlos helvetista» (Воскресение из ада), в котором он ставит вопрос о необходимости окончить войну. Во время пролетарской революции в Финляндии в 1918 Лехтимяки принимал участие в революции как редактор газеты, за что после поражения революции некоторое время находился в концлагере. После 1918 вышли две части его неоконченного романа «Taistelija» (Борец), который по мысли автора должен был изобразить все этапы рабочего движения Финляндии.

Ирмари Рантамала (Алгот Тистявяйнен Унхела, 1868--1918) -- сын батрака. Был учителем народной школы, коммерсантом в Петрограде, корреспондентом и т. д. Является одним из виднейших писателей Финляндии.

Во время пролетарской революции в Финляндии в 1918 он был на стороне пролетариата и весною 1918 расстрелян белогвардейцами.

Первым литературным трудом Рантамала был опубликованный в 1909 большой роман «Harpama», за которым последовал роман «Martva» (Мартва), представлявший собой продолжение первого. В этих романах показаны картины спекуляции, интриг, подлогов и обманов, которыми достигаются богатства правящих классов; наряду с этим автор уделяет внимание деятельности русских революционеров, работе агитаторов национальной партии и т. д. Вместе с тем в творчестве Рантамала проявляются черты анархизма, индивидуализма, своеобразного богоискательства и национализма. В течение 9 лет он написал 26 произведений, из которых большинство под псевдонимом Майю Лассила; это повести и рассказы из жизни крестьян: «За спичками в долг» (лучшее произведение писателя), «На распутьи жизни» (1912), «Любовь» (1912); пьесы «Любовь вдов» (1912), «Молодой мельник» (1912) и т. д. Под псевдонимом У. Ватанен вышла его книга «Беспомощные» (1916), в которой ярко изображается, как капитализм в деревне разрушает хозяйство и семью мелкого крестьянина и заставляет его итти на завод.

Наиболее выдающиеся литературные журналы Финляндии до 1918: «Kirjallinen Kuukauslehti», 1866--1880; «Valvoja» c 1880, «Pдivд» (1907--1911), «Aika» (c 1907), затем (1923) слившийся с «Valvoja» -- «Valvoja-Aika».

Финская литература на шведском языке

Первым очагом шведской литературы в Финляндии надо считать монастырь Св. Бригитты в Нодендале. Приблизительно в 1480 монах Иенс Будде (Jцns Budde, ум. 1491) перевел на шведский язык несколько книг религиозно-назидательного содержания. Сигрид Арониус Форсиус (Sigfrid Aronius Forsius) (прибл. 1550--1624) -- естествоиспытатель, писал также стихи на шведском языке. Развитие шведской поэзии в Финляндии началось после основания (1640) Академии в Або и, в особенности, после основания абосской типографии в 1642. Профессора и студенты Академии писали множество различных «стихотворений на случай», подражая шведским поэтическим образцам. Якоб Хронандер (J. P. Chronander) написал две пьесы, поставленные на сцене абосскими студентами: «Surge» (1647) и «Belesnack» (1649).

Первым выдающимся финским поэтом, писавшим по-шведски, является Яков Фрезе (Jacob Frese, ок. 1690--1729), который сначала писал стихи «на случай» и любовные стихи, а затем перешел к более серьезным темам; в его более поздних стихах проявляется горячая любовь к родине, истерзанной войнами и междоусобиями; в них он критикует также пороки современного ему общества -- ханжество, лицемерие и пр. Андреас Хидениус (Antti Chydenius, 1729--1803) выступает борцом за освободительные идеи в политической и общественной жизни.

Центральной фигурой финской культурной жизни в период Густава был Генрик Габриэль Портан (H. G. Porthan, 1739--1804), оказавший глубокое влияние на финскую литературу. Он был одним из организаторов общества «Аврора», основателем первой в Финляндии газеты «Абосские известия» («Tidningar, utgifna af ett Sцllakap i Abo») и литературного журнала «Allmдn litteraturtidning» (1803). Портан первый применил научные методы изучения финского народного творчества. Своими сочинениями он подготовил почву для появления доромантических течений в Ф. л. и всей своей деятельностью способствовал пробуждению финского патриотизма. Из поэтов, испытавших на себе влияние Портана, укажем на Клевберга Эделькранца (A. N. Clewberg Edelcrantz, 1754--1821), Ж. Тенгстрема (J. Tengstrцm, 1755--1832). В юношеских произведениях Ф. М. Францена (Frans Michael Franzйn, 1772--1847) шведская доромантическая поэзия достигла своего апогея. Он писал лирические произведения, эпические поэмы, исторические драмы в стихах. В качестве руководителя Шведской академии он издал «33 памятных слова»; в то же время он является автором псалмов и проповедей. Из последователей Францена назовем Микаэля Хореуса (Michael Choreus, 1774--1806), стихи которого овеяны тихой грустью. Он писал также назидательные стихотворения, отличающиеся патриотизмом.

После 1809 поэзия на шведском языке в Финляндии стала склоняться к упадку. Литературные произведения того времени помещались большей частью в календарях «Аура» (Aura, 1817--1818), журнале «Мнемозине» (Mnemosine, 1819--1823) и различных газетах. Участвовавшие в них поэты не дали никаких оригинальных произведений (Ж. Г. Линзен (Johan Gabriel Linsen, 1785--1848), А. Г. Шестрем (A. G. Sjostrцm, 1794--1846), А. Арвидсон (Adolf Ivar Arwidsson, 1791--1858)); они подражали Францену, шведским «готам» и «фосфоритам» (см. «Скандинавская литература»). Но это поколение поэтов внесло большой вклад в литературу Финляндии тем, что дало ясную формулировку идее финской национальности.

Первое вполне ясное выражение этой идеи мы находим в ряде статей И. Я. Тенгстрема (Johan Jakob Tengstrцm, 1787--1858) в календарях «Аура», а наиболее радикальную формулировку в статьях Арвидсона.

После пожара в Абосском ун-те культурный центр Финляндии был перенесен в Гельсингфорс, и эпоха 1830--1863 была эпохой расцвета финско-шведской литературы в Финляндии. Рунеберг и З. Топелиус являются вождями финского национально-патриотического движения. Литературный подъем этой эпохи отразился в издававшейся Рунебергом газете «Helsingfors Morgonblad» (1823--1837). К кружку Рунеберга -- Топелиуса принадлежали Ж. Ж. Нервандер (Johan Jakob Nцrvander, 1805--1848), Фредрик Цигнеус (Fredrik Cygnaeus, 1807--1881), первый литературный критик того времени, обнаруживший художественное чутье в признании таланта Киви и Векселля, тогда только что выступивших на лит-ую арену, -- затем Ларс Стенбек (Lars Jakob Stanbдck, 1811--1870), финский патриот и пиэтист.

Особое место занимает И. В. Снелльман (Johan Vilhelm Snellman, 1806--1881) -- первый крупный публицист Финляндии, издававший «Saima» (1844--1846) и «Litteraturblad fцr allmдn meddborgerlig bildnining» (1847--1863). Он писал, что шведский язык неминуемо должен будет уступить в Финляндии место финскому языку и тогда в Финляндии утвердится финское национальное самосознание.

В 40-х гг. XIX в. эта идея нашла поддержку в рядах шведской молодежи. Из поэтов этого времени назовем Эмиля фон Квантена (E. von Qvanten, 1827--1903), автора знаменитой «Suomi Sang», юмориста Габриэля Лейстениуса (J. G. Leistenius, 1821--1858) и шведа Фредерика Бернстона (G. F. Berndston, 1854--1895), выдающегося критика. Наиболее значительным поэтическим талантом обладал Ж. Ю. Векселль (J. J. Wecksell, 1838--1907). С начала 60-х гг. заканчивается период расцвета финской литературы на шведском языке. В следующие два десятилетия мы встречаем только поэтов-эпигонов (В. Нордстрем, Теодор Линд (Anders Theodor Lindh, 1833--1904), Габриэль Лагус (Wilhelm Gabriel Lagus, 1837--1896)). Рупором литературных и культурных интересов страны был тогда журнал «Finsk Gidskrift», издававшийся К. Г. Эстландером (C. G. Estlander, 1834--1910). Идеи реализма 80-х гг. нашли выражение в произведениях Тавастшерны -- первого представителя реалистической школы в Ф. л. Представителем крайнего натурализма является И. Аренберг (J. Ahrenberg, 1847--1915), правдиво отобразивший в своих произведениях быт восточных областей Финляндии с ее смешанным населением. Из других писателей 80-х и 90-х гг. укажем на Густава фон Нюмерса (1848--1913), В. К. Э. Вихмана, И. Рейтера, романистку Елену Вестермарк (Helena Westermarck, р. 1857), лирика и новеллиста А. Слотте (Alexander Slotte, 1861--1927), новеллиста Конни Цилакиуса, автора «Американских картин» и политико-социальных сочинений. Из критиков первое место занимает Вернер Шьедерхельм (Werner Sцderhjelm).

Писатели начала XX в. принимали участие в политической борьбе своего времени, восставая гл. обр. против руссофильской политики. Назовем Арвида Мерне (Arvid Mцrne, р. 1876), ярого борца против угнетения Финляндии царизмом; он симпатизировал рабочему движению и по своим национальным симпатиям принадлежал к партии свеноманов. Финский поэт Бертель Гриппенберг (Bertel Grippenberg, р. 1878) обнаруживает особый талант в описании финской природы. Большая часть его произведений посвящена борьбе шведов в средние века против стремившихся к независимости финнов. После 1918 перешел на сторону белых и стал проповедывать антибольшевистские идеи. Особое место в его творчестве занимает сборник стихов, изданных под псевдонимом Аке Эриксон, в котором он с целью пародии пользуется формами и мотивами экспрессионизма. К этой же плеяде поэтов принадлежат: Эмиль Циллиакус (Emil Zilliakus, р. 1878), на творчестве которого сказывается сильное влияние античной поэзии и французских парнасцев, а также Иоэль Рундт (Joel Rundt, р. 1879). Ричард Мальмберг (р. 1878) иронически набрасывает в своих произведениях образы разбогатевших крестьян и горожан и ярко очерченные типы жителей восточной Ботнии. Жозефина Бенгт (1875--1925) изображает в своих рассказах быт обитателей восточной Нюландской области. Гуго Экхольм (р. 1880) -- крестьянский быт восточной Ботнии и Нюландской области. Густав Маттсон (Gustaf Mattson, 1873--1914) обнаруживает в своих произведениях острую наблюдательность и свежий юмор. Джон В. Нюландер (р. 1869) и Эрик Хорнберг (р. 1879) -- авторы бытовых романов из финской и иностранной жизни.

Из литературных журналов, выходивших в Финляндии на шведском языке, укажем на «Finsk Tidskrift», на журнал «Euterpe» (1902--1905), «Argus» (впоследствии переименованный в «Nya Argus», с 1908) и др.

Финская литература после 1918

Гражданская война 1918 глубоко затронула всю общественную жизнь Финляндии. Финляндия получила свое национальное самоопределение от сов. власти в конце 1917, тем не менее финская буржуазия боролась в гражданской войне в 1918 против рабочего класса под демагогическим лозунгом «за освобождение Финляндии от власти русских». Гражданская война означала для финской буржуазии переход на путь открытой диктатуры над широкими народными массами. В рабочем движении произошел раскол: оформилось революционное крыло под руководством коммунистической партии, тогда как правое крыло, возглавлявшееся б. руководителями социал-демократической партии, удерживало часть рабочих от революционной классовой борьбы.

События 1918 оказали сильнейшее воздействие на Ф. л. Часть старых, оформившихся еще до империалистической войны, писателей растерялась в бурных событиях 1918. Об этом особенно ясно свидетельствуют произведения Ю. Ахо (Juhani Aho, 1861--1921) «Отрывочные размышления за неделю восстания» (Hajamietteita kapinaviikoilta), «Вспомнишь ли?» (Muistatko?) и А. Ярнефельта (Arvid Jдrnefelt, ум. в 1932), преданного идеалам толстовства.

С. Ивало (Santeri Ivalo) и К. Вилкуна (Kyцsti Vilkuna), которые уже в течение ряда лет вели в своих исторических произведениях пропаганду финского шовинизма, оказались после гражданской войны в первых рядах идеологов контрреволюционной буржуазии. Наиболее кровожадным представителем белогвардейской Ф. л. стал И. Кианто (Ilmari Kianto), требовавший во время гражданской войны даже убийства жен рабочих, которые рождают бойцов для Красной гвардии.

Вскоре после окончания гражданской войны в литературе выступил Ф. Э. Силланпяя (F. E. Sillanpдд, р. 1888) -- писатель, который на ряд лет остался влиятельнейшим в Ф. л. Особое внимание привлекло его произведение о бедняке Юха Тойвола (Hurskas kurjuus, 1919). Со значительной объективностью автор рассказывает о событиях 60-х гг. XIX в., когда особенно высоко поднялось национальное движение. Тем не менее, поскольку книга изображает социальные движения как своего рода историческую случайность, она, в условиях современности, оказалась направленной против рабочего класса и его революционной борьбы. Основа современного общества, по автору -- это деревня. Силланпяя черпает темы для своих произведений почти исключительно из сельской жизни. Он рисует будничные дни крестьян как зажиточных, так и простых батраков. Излюбленным фоном описываемых событий являются обычно тихие деревенские пейзажи, воспроизведенные с большой тонкостью. Однако идеология автора, которого принято называть «крестьянским писателем», чужда заботам и думам широких крестьянских масс. В одном из последних выступлений Силланпяя заявил, что он против реакционной буржуазии, но при этом требует, чтобы рабочие не восставали, как в 1918.

К старшему поколению писателей принадлежит И. Лехтонен (Joel Lechtonen, 1881--1936), однако главные его произведения написаны в послевоенный период. Как и многие другие, Лехтонен писал о гражданской войне («Красный человек» -- Punainen mies). Идейно он близок Силланпяя. В своем главном произведении, большом романе «Путкинотко» (Putkinotko), Лехтонен детально обрисовывает переживания семьи бедного крестьянина-арендатора.

Из старых, довоенных буржуазных поэтов в период после гражданской войны сохранили свою известность В. А. Коскенниеми (V. A. Koskenniemi), О. Маннинен (O. Manninen) и Эйно Лейно (Eino Leino, ум. 1926). Все они -- мастера формы, причем у Лейно культ формы нередко приобретает самодовлеющий характер. Коскенниеми в своей поэзии всегда стремится ставить большие проблемы жизни, которые он часто облекает в символические формы. С Манниненом его связывает философическая покорность перед судьбой. Ряд произведений этих писателей (Коскенниеми, Маннинен и др.) проникнут враждой к коммунизму и чрезвычайно ограниченным буржуазным пониманием «общенациональных идеалов».

Глубокую печать бурные события периода гражданской войны наложили и на творчество шведских поэтов Финляндии. В лагере белогвардейцев оказался А. Мерне (Arvid Mцrne, р. 1879), в стихах которого в свое время звучали радикально-социалистические мотивы, так что нередко его стихи появлялись в финских переводах и в рабочей печати. Однако переход в лагерь реакции для бывшего социалиста все же оказался нелегким -- до сих пор Мерне, повидимому, переживает кризис, пессимизм в его произведениях все возрастает. Другой шведский поэт, Б. Гриппенберг (Bertel Grippenberg, р. 1888), без каких бы то ни было колебаний стал певцом белогвардейщины. В своих более поздних произведениях он прославляет войну в качестве высшего проявления жизни. Гриппенберг -- поэт империалистической буржуазии.

Гражданская война временно соединила финские и шведские группировки буржуазии Финляндии против рабочего класса. Реакционные методы борьбы финской буржуазии после гражданской войны возродили с новой силой демагогическую агитацию не только против русских, но и против шведов. Так напр. Я. Финне (Jalmari Finne, р. 1874), писатель, сложившийся в предвоенный период, автор ряда юмористических и детских произведений, пишет роман-«агитку» против шведоманства (Sammuva valo, 1931).

Вскоре после окончания гражданской войны демократические слои финского общества начали осознавать, что установившиеся порядки далеко не соответствуют тем идеалам, за какие они боролись в период войны за «национальную независимость» Финляндии. Эти настроения отражает в некоторых своих произведениях драматург и романист Лаури Хаарла (Lauri Kaarla, р. 1890). В романе «Война теней» (Varjojen sota, 1932) он ставит проблему взаимоотношений людей после гражданской войны. Характерно, что Хаарла не имеет смелости радикально поставить вопрос о самой гражданской войне. Он оправдывает своих соратников по белому фронту тем, что они были окрылены «высокими идеалами» о независимости финского народа и т. д. и что не их вина, если плоды войны захвачены другими. Хаарла проповедует освобождение от «теней» -- гражданской войны, от ненависти и подозрений, требует забвения и всепрощения. Желая освободиться от теней недавнего прошлого, автор стремится к беспристрастному изображению как белых, так и красных фронтовиков. Однако попытка Хаарла терпит полную неудачу. Действительность мстит ему за его бесхребетное прекраснодушие. В последних своих работах Хаарла опять развивает идеи, близкие шовинистической буржуазии и лапуасцам. Развитие кризиса капитализма все сокрушительнее бьет по мелкой буржуазии и крестьянству, толкая их на поиски реального выхода из создавшегося положения. Послевоенные классовые сдвиги, особенно среди крестьянства и мелкобуржуазных слоев города, получили свое рельефное отражение в литературно-художественной группе, которая известна под названием «носителей огня» (tulenkantajat). Эта группа образовалась гл. обр. из молодежи, по своему возрасту не принимавшей участия в гражданской войне. Эта молодежь начала с того, что отреклась от ответственности за все свершенное старшим поколением. Свою задачу участники группы увидели в том, чтобы соединить все молодое поколение, дать каждому возможность высказаться; необходимо, полагали они, открыть окно в Европу -- вновь завязать культурные связи с миром, порванные войной, а также переоценить все ценности. Свою первоочередную задачу они видели в обновлении культурной жизни, от которой, по их мнению, зависит и материальное благополучие народа. Движение «носителей огня» падает примерно на годы 1924--1930. Наиболее выдающимися представителями группы в то время были М. Вальтари (Mika Valtari), Э. Вала (Erkki Vala), О. Пааволайнен (Olavi Paavolainen).

У группы был свой журнал -- «Tulenkantajat». Члены группы «носителей огня» писали стихи, романы, путевые очерки, литературно-художественные статьи. Несмотря, однако, на обилие литературной продукции, лишь немногие произведения их могут претендовать на подлинную художественную значимость. Тем не менее движение «носителей огня» имело важное значение для культурной и политической жизни Финляндии. Группа распалась, когда в 1930 был проведен более откровенный реакционный курс в политике страны. Часть группы открыто сомкнулась с лапуасцами. Однако, если часть «носителей огня» перешла в лагерь реакции, то другая часть пытается найти выход в ином направлении. Так образовалась левая группа интеллигенции, которая поставила перед собой ряд культурных и даже политических задач. Часть этой группы стремится найти пути к борющемуся классу, популяризирует Советский Союз и его литературу, а также интернациональную революционную литературу. Органами этой группы являются еженедельная газета, выходящая под старым названием «Tulenkantajat» (руководитель Э. Вала) и литературно-критический «Литературный журнал» (Kirjallisuuslehti), возглавляемый Я. Пеннанен (Jarno Pennanen).

Из среды этих левых прогрессивных групп интеллигенции выдвинулся ряд молодых писателей и критиков. Таковы критики: Я. Пеннанен, Р. Пальмгрен и Капеу Мирям Рюдберг (K. M. Rutberg), поэты Катри Вала (Katri Vala), Вильё Каява (Viljo Kajava), Арво Туртиайнен (Arvo Turtiainen), Эльви Синерво (Elvi Sinervo); талантливый прозаик-крестьянин Пентти Хаанпяя (Pentti Haanpдд) и др.

Первый сборник рассказов Хаанпяя «Ветер идет через них» (Tuuli kдy heidanylitseen) обратил на себя большое внимание не только в Финляндии, но и в скандинавских странах, где его произведения скоро появились в переводах. С большим мастерством Хаанпяя описывает родную природу; следующая книга Хаанпяя -- «Поле и казарма» (Kenttiд ja kasarmi) -- вызвала бурю в общественных кругах Финляндии; буржуазная печать начала травлю автора. В своей книге Хаанпяя показал кусок подлинной жизни финских солдат в армии, изобразив при этом скрытую, но упорную борьбу, которая в буржуазной армии ведется между командным и рядовым составом. Книга появилась как протест и призыв к борьбе и обнаружила основные настроения крестьянских масс. Помимо названных книг, перу Хаанпяя принадлежит еще «История трех Теряпяя» (Kolmen Tцдpддn tarina), «Сын Хота-Лени» (Hota Leenan poika) и другие, из которых особенно значителен роман «Isдnдt ja isдntien varjot» (Хозяева и тени хозяев, 1935), где Хаанпяя показывает, как банки во время экономического кризиса распродавали с молотка крестьянские хозяйства и крестьяне превращались в пролетариев. Характер книги настолько отчетливо антикапиталистический, что ни одно из буржуазных издательств не пожелало издать книгу. В романе «Syntyyko uusi suku» (Рождается ли новое поколение?, 1937) и сборнике новелл «Laume» (Стадо) он рисует нужду трудящегося крестьянства и сельской бедноты северной части Финляндии; в новеллах Хаанпяя все чаще начинает проступать обличение капиталистической системы.

Катри Вала в первых своих стихах выступает как мастер стиля, вопросам формы уделяя преимущественное внимание. Когда же общий экономический кризис глубоко потряс устои страны, а реакционная буржуазия совместно с организацией лапуасцев повела открытое наступление на трудящихся, в стихах Вала начали все громче и громче звучать социально-политические мотивы, он выступил в них против мракобесия реакционеров (из стихов Вала опубликовано: «Kaukainen puutarina» (Дальний сад, 1924), «Maan laitun» (Пристань земли, 1930), «Paluu» (Возвращение, 1934) и др.).

К поэзии Вала близок поэт Вильё Каява. Свои сборники стихов «Rakentajat» (Строители, 1936) и «Murrosvuodet» (Годы перелома, 1937) Каява всецело посвящает эпизодам из жизни рабочих, отражая, особенно в последнем сборнике стихов, взгляды революционных рабочих. Сборник стихов Арво Туртиайнен «Muutos» (Перемена, 1936) представляет собой собрание пролетарских песен, лирики.

Эльви Синерво в сборнике новелл «Runo Sццrnдisistд» (Стих из Серняйнен, 1937) правдиво рисует судьбу жителей рабочего района гор. Хельсинки. Следует еще указать на «Литературный журнал» и так наз. «Kirjailijaryhmд Kiilan albumissa» (альбом литературной группы Киила, 1937), в которых сотрудничает ряд молодых талантливых левых писателей.

В заключение следует остановиться на творчестве писателей, идейно связанных с финским реформизмом. Наиболее известным их представителем в настоящее время является Тайво Пекканен (Taivo Pekkanen), отражающий мировоззрение тех слоев рабочих, которые находятся под большим влиянием социал-демократических лидеров (роман «Под тенью завода» -- Tehnaan varjossa, 1933, и др.). В период кризиса капитализма Пекканен заметно продвинулся влево и поддерживал связь с вышеупомянутой прогрессивной группой, но все же его последние романы «Kauppiaitten lapset» (Дети купцов, 1935) и «Isдnmaan ranta» (Берег родины, 1937) свидетельствуют о том, что этот сдвиг не является особенно значительным. Так напр. в романе «Берег родины», изображая ход забастовки, Пекканен показывает, как радикальные элементы рабочих устраняют реформистское руководство, но симпатии автора все же склоняются на сторону бывшего лидера.

В связи с гражданской войной часть рабочих-писателей эмигрировала за границу и продолжает там свою лит-ую деятельность. В Финляндии после гражданской войны появились произведения К. Валли (Kaarlo Valli) и других писателей, деятельность которых так или иначе была связана с революционным движением рабочего класса (Л. Косонен (Ludvig Kosonen, ум. в 1933 в СССР) и др.).

Список литературы

1. Alopaens P., Specimen historiae litterariae Fennicae, Aboae, 1793--1795

2. Lillja J. W., Bibliographia hodierna fenniae, 3 vls, Abo, 1846--1859

3. Pipping F. V., Fцrteckning цfver i tryck utgifna skrifter pе Finska, Helsingissд, 1856--1857

4. Elmgren S. G., Цfversigt af Finlands Litteratur ifrаn 1542 till 1863, Helsingissд, 1861--1865

5. Palmen E. G., L"Oeuvre demi-sйculaire de la Suamalaisen Kirjallisuuden Seura, 1831--1881, Helsingfors, 1882

6. 19: lla vuasisadalla, Suomalaisten kirjailijain ja taiteilijain esittдmд sanoin ja kuvin, Helsingissд, 1893

7. Vasenius V., Ofversigt af Finlands Litteraturhistoria..., Helsingfors, 1893

8. Krohn J., Suamalaisen kirjallisuuden vaiheet, Helsingissд, 1897

9. Brausewetter E., Finnland im Bilde seiner Dichtung und seine Dichter, B., 1899

10. Billson C. J., The popular poetry of the Finns, L., 1900

11. Reuter O. M., Notices sur la Finlande, Helsingfors, 1900

12. Его же, Finland i Ord och Bild, Helsingfors, 1901

13. Godenhjelm B. F., Oppikirja suomalaisen kirjallisuuden historiassa, 5 pain, Helsingissд, 1904 (имеется англ. перев. под назван.: Handbook of the history of Finnish literature, L., 1896)

14. Tarkiainen V., Kansankirjailigoita ketsomassa, Helsinki, 1904

15. Его же, Suomalaisen kirjallissuuden historia, Helsingissдm, 1934

16. Setдlд E. R., Die finnische Literatur, в серии: Kultur der Gegenwart, 1, 9, Lpz., 1908

17. Leino E., Suamalaisia kirjailijoita, Helsinki, 1909

18. Sцderhjelm W., Utklipp om bцcker, Ser. 1--3, Stockholm, 1916--1920

19. Его же, Еboromantiken, Stockholm, 1916

20. Его же, Profiler (Scrifter, III), Stockholm, 1923

21. Hedvall R., Finlands svenska litteratur, Stockholm, 1918

22. Kihlman E., Ur Finlands svenska Lyrik (Antologi), Stockholm, 1923

23. Kallio O. A., Undempi Suamalainen kirjallisuus, 2 vls, Porvoo, 1911--1912, 2 pain, 2 vls, Porvoo, 1928

24. Perret J. L., Littйrature de Finlande, P., 1936.

Журналистка Анна-Лена Лаурен, которая несколько лет прожила и в России, отвечает на вопросы о двуязычии и о «финских шведах».

Шведскоязычный финляндец, поэт Генри Парланд написал в одном из своих писем: «Я чужеземец, куда бы я ни шел».

Литературная деятельность Генри Парланда совпала с 1920-ми годами в Финляндии. Парланд родился в многоязычном Выборге, был выходцем из шотландской семьи и учился в немецкой школе. Шведский язык для него был четвертым языком общения после немецкого, русского и финского. Тем не менее, шведский язык стал языком его творчества: Парланд входит в авангард шведскоязычного финского модернизма, который оказал большое влияние на последующую поэзию не только Финляндии, но и Швеции и других северных стран.

Генри Парланд со своей пёстрой историей происхождения был типичным представителем шведскоязычных финляндцев. В кровеносных сосудах многих представителей этой группы населения протекает как русская, так и немецкая, шотландская и балтийская кровь. Шведскоязычное население начало заселять Финляндию с 1100 годов, когда шведы совершали крестные походы в Финляндию.

Культурное и генетическое наследие шведскоговорящих финляндцев, однако, гораздо шире. Например, многие иммигранты русского происхождения, прибывшие в Финляндию в девятнадцатом веке, приняли шведский язык за язык своего общения. Разумеется, что город Гельсингфорс был многоязычным городом. Указатели улиц были снабжены информацией на трех языках: финском, шведском и русском.

То, что Парланд описал себя как чужеземец, куда бы он ни шел, связано не только с его многокультурным происхождением, но, вероятно, и с тем, что иногда необычайно трудно объяснить свой идентитет тем, кто думает, что национальность и язык – это одно и то же. Приходится постоянно объясняться, быть «чужеземцем», куда только человек ни попадает. Финляндец, говорящий по-шведски? Как это так?

Финны или шведы?

Факт остается фактом: шведскоязычные финляндцы сами чувствуют себя финляндцами, т.е. поданными Финляндии. Это значит, что мы – это не шведы, кто живут в Финляндии, а финляндцы, у которых родной язык – шведский. Государства с несколькими государственными языками – это не уникальное явление. Среди европейских стран можно назвать Бельгию и Швейцарию, но бытует мнение, что нация может иметь только один язык.

Поэтому не задавайте шведскоязычному финляндцу вопроса о том, за кого он болеет в хоккее, за Финляндию или Швецию. Такой вопрос он воспримет как оскорбление. Солидарность с Финляндией и с финским идентитетом у него крепка, что это отнюдь не препятствует ему внимательно следить за событиями Швеции, читать шведскую литературу и шведские газеты в интернете.

Важно также языковое родство с остальными скандинавскими странами, но это не меняет тот факт, что идентитет – финляндский, и что, в первую очередь, шведскоязычный финляндец читает финские газеты и смотрит финские теленовости.

Я сама родилась на острове архипелага Турку, где большинство населения говорит по-шведски. Мои дед и бабушка со стороны матери и отца, мои двоюродные сестры и братья и все остальные родственники говорят на родном шведском языке. В западных прибрежных территориях Финляндии имеется много муниципалитетов, в которых шведский язык является естественной частью общества. Шведский язык в этих местах так давно укоренился, что внутри языка развивались собственные диалекты: в речи шведскоговорящего финляндца можно услышать, откуда он или она родом. Мы – шведскоязычные сами владеем развитым ухом по этому вопросу.

По фамилии человека мы также можем определить, откуда он родом. Моя фамилия – Laurén – частая фамилия в Обуланде, но фамилии типа Лиллкунг (Lillkung ) или Стургорд (Storgård ) исходят из Эстерботтен. Малочисленные сообщества отличаются сильным социальным контролем, и здесь полагается заботиться друг о друге.

Верно или неверно?

По-прежнему в Финляндии бытует ряд предрассудков и просто неверных представлений о шведскоязычном населении. Одним из таких неверных представлений является то, что «финские шведы» в двух войнах против Советского Союза в 1939-40 и 1941-44 гг. не воевали. Но это не так: воевали как шведскоговорящие, так и финскоговорящие финляндцы.

Другой распространенный предрассудок – это то, что все шведскоязычные финляндцы – богаты. Конечно, было бы хорошо, если бы дело действительно обстояло так, но, к сожалению, это отнюдь не так. Согласно статистическим данным, уровень доходов и образования среди шведскоязычных финляндцев примерно такой же, как среди финскоговорящего населения. Зато шведскоговорящее население живет дольше и здоровье у него крепче. Исследователи полагают, что социальная сеть шведскоязычного населения Финляндии гораздо более развита, чем у финскоговорящего, т.е. они больше общаются между собой и вообще больше разговаривают друг с другом.

Почему шведский язык является вторым официальным языком Финляндии?

Иностранцы нередко задают вопрос, почему шведский является вторым официальным языком Финляндии, хотя шведскоязычного населения у нас начитывается всего 5,5 процентов.

Ответ заключается в том, что шведский язык для Финляндии имеет такое культурное и историческое значение, которое не поддается измерению в процентах. Финляндия входила в состав Швеции в течение шестисот лет и, благодаря этому периоду, в Финляндии укоренился западноевропейский общественный строй. Финляндия не стала феодальным обществом (в отличие от балтийских стран и России), а обществом, состоящим из свободных крестьян.

Когда финский язык в девятнадцатом веке стал языком государственной администрации и культуры, во главе этого процесса шли шведскоговорящие интеллектуалы, которые чувствовали себя финскими патриотами. Одновременно шведский язык сохранил свое культурное значение.

Значительная часть важнейшей финской литературы написана по-шведски. Например, наш национальный гимн Vårt land («Наш край») был написан шведскоязычным поэтом Йоханом Лудвигом Рунебергом. Родной язык национального композитора Жана Сибелиуса был шведский, точно так же как и маршала К.Г.Маннергейма, главнокомандующего финской армии в двух войнах. Кроме родного шведского языка, Маннергейм, служивший в царской армии, владел русским в совершенстве, и говорил по-немецки, по-французски и по-английски. На самом деле, финский у него был самым слабым языком. Но это не делало его менее «финским».

Культура шведскоязычных финляндцев живет и процветает

Даже сегодня вклад шведскоязычной части населения Финляндии в литературу значительно превышает его долю в общей численности населения. Большой экспортный продукт Финляндии – Мумитролл – является продуктом пера писательницы Туве Янссон, писавшей по-шведски. В 2006 году лауреатом литературной премии Финляндии (Finlandiapriset ) стал пишущий по-шведски Чель Вестё, а в предыдущем году шведская литературная премия Augustpriset была присуждена финской писательнице Монике Фагерхольм, которая пишет по-шведски.

В этой связи крупнейшая в Финляндии газета Helsingin Sanomat отметила, что представителям меньшинства, которое насчитывает едва ли триста тысяч человек, почти одновременно удалось завоевать важнейшие и наиболее престижные литературные премии в двух соседних странах.

В Хельсинки на шведском языке играют в трех театрах: Шведском (Svenska teatern ), Малом (Lilla teatern ) и в театре «Вийрус» (Viirus ). Кроме того, есть ряд «свободных» – неинституциональных – театров. В Финляндии выходит около пятнадцати ежедневных газет на шведском языке. Крупнейшей из них является издаваемая в Хельсинки газета Hufvudstadsbladet . Старейшая, выходящая в Финляндии газета, Åbo Underrättelser , издаваемая в Турку, является шведскоязычной. Шведскоязычные передачи идут по одному телеканалу, FST5, и по двум радиоканалам.

Поэтому в Финляндии существует целый шведскоязычный культурный мир, который живет параллельно и во взаимодействии с финскоязычным миром. В этом заключается одна из причин глубокого укоренения шведского языка в Финляндии. Шведский в Финляндии не чужой язык, а часть общего финляндского культурного наследия.

Текст: Анна-Лена Лаурен

Анна – Лена Лаурен – журналистка , пишущая для газеты Hufvudstadsbladet. В период с 2006 по 2010 гг. она работала корреспонденткой телерадиокомпании « Юле » в Москве . Она – автор книг « У них что – то с головой , у этих русских » / “Hulluja, nuo venäläiset” и “I bergen finns inga herrar – om Kaukasien och dess folk” / “Vuorilla ei ole herroja – Kaukasiasta ja sen kansoista” (« У гор нет господ – о Казказе и его народах» ).

шведском (носители последнего, т.н. «финские шведы», составляют около 7% населения страны). Литература на финском языке – продукт сравнительно позднего времени. Хотя устная традиция существовала еще в Средневековье (руны Калевалы , повествующие о мифологии дохристианской Финляндии, и огромный пласт народных песен), первые письменные памятники относятся лишь к эпохе Реформации. Это Азбука (1542) епископа М.Агриколы (ок. 1508 или 1510–1557) и его же перевод Нового Завета (1548). Литература на финском языке оставалась достаточно фрагментарной вплоть до 1831, когда в Хельсинки было создано «Финское литературное общество», поставившее перед собой задачу собирания фольклора и содействия развитию литературы на финском языке. До тех пор языком литературы, равно как и языком управления и торговли, был шведский, первым памятником которого в Финляндии считается Книга Йёнса Будде (1487–1491) – сборник переводов латинских религиозных трактатов, составленный неким монахом из монастыря Наантали (Нодендаль) неподалеку от Турку (Або), финляндской столицы в продолжение долгого шведского владычества. Под власть Швеции страна попала в результате «крестового похода» (ок. 1155), предпринятого с целью христианизации язычников-финнов.

В 17–18 вв. выходили произведения подражательного характера – «ренессансная» поэма Физика (1611) пастора и астронома С.А.Форсиуса (1550–1624); барочные эротические стихи профессора из Або Т.Рюдена (1661–1729); элегии Я.Фресе (ок. 1690–1729). Подобно Фресе, такие фигуры, как дипломат и автор идиллий в стиле рококо Г.Ф.Крейц (1731–1785), П.Кальм (1716–1779), оставивший записки о путешествии по Северной Америке (1753–1761), и талантливый поэт эпохи предромантизма Ф.М.Францен (1772–1847), равно принадлежат культуре Швеции и Финляндии. Предромантизм благоприятствовал активной заинтересованности в сохранении финского изустного наследия, имея своим средоточием Академию в Або (осн. в 1640), тогдашний центр интеллектуальной жизни страны; основополагающим остается трактат Х.Г.Портана (1739–1804) О финской поэзии (1766–1778).

Присоединение Финляндии к России после войны 1808–1809 только ускорило становление национального самосознания и истинно национальной литературы.

Многие десятилетия российская власть в Финляндии носила вполне либеральный характер. В известных пределах – как противовес шведской традиции – поощрялся финский национализм, цари поддержали строительство новой столицы автономии, города Хельсинки (Гельсингфорса), куда в 1828 был переведен и университет. Появилась блестящая плеяда студентов и преподавателей: Э.Лёнрот (1802–1884), будущий собиратель народных сказаний и песен знаменитой Калевалы (впервые опубл. в 1835–1836, в расширенной редакции в 1849; рус. перевод 1888), выпустивший также сборник народных лирических рун Кантелетар (1840–1841); пламенный защитник финского языка Ю.В.Снельман (1806–1881); физик, поэт и философ Й.Й.Нервандер (1805–1848). Но ярче всех сверкало имя Ю.Л.Рунеберга (1804–1877). Сжатая, лаконичная лирика Рунеберга, эпическая поэма Охотники на лосей (1832) и сельские идиллии, выдержанная в оссиановском духе поэма Король Фьялар (1844) и воспевающие героизм финнов в русско-шведской войне 1808–1809 Сказания прапорщика Столя (1848, ч. 1; 1860, ч. 2), – все это снискало ему славу национального поэта Финляндии, хотя писал он на своем родном шведском языке. К более молодому поколению принадлежали религиозный поэт Л.Стенбек (1811–1870), ориенталист Г.А.Валлин (1811–1851), исследователь финно-угорских языков М.А.Кастрен (1813–1852) (двое последних – авторы превосходных путевых очерков), а также Ц.Топелиус (1818–1898). «Эпоха Рунеберга» закончилась трагически. Экстремизм Снельмана и его последователей, желавших сделать Финляндию одноязычной страной, привел к расколу в национальном самосознании и бесконечным спорам по поводу языка, утихшим только с «зимней войной» 1939–1940. Вдобавок Финляндия рано потеряла два своих крупнейших таланта – писавшего по-шведски поэта и драматурга Й.Ю.Векселля (1838-1907) и Алексиса Киви (наст. имя – Алексис Стенвалль, 1834–1872). Киви – истинный гений финской литературы, создатель блестящего первенца финского романа – Семерых братьев (1870), первой финской трагедии Куллерво (1864), первой финской комедии Сапожники Нумми (1864); небольшое по объему стихотворное наследие Киви отражает характерные для его творчества дерзновенный порыв и смирение.

Киви открыл путь целому потоку литературы на финском языке, впрочем, испытавшей сильное влияние зарубежных образцов. Так, в пьесах Минны Кант (1844–1897) четко прослеживаются ибсеновские мотивы; рассказы Юхани Ахо (наст. имя – Юханнес Бруфельдт, 1861–1921) своей жесткой стилистикой напоминают новеллы Г.Мопассана; А.Ярнефельт (1861–1932) в своих первых романах подражает студенческой хронике норвежца А.Гарборга, позже он попадает под влияние толстовства; С.Ивало (1866–1937) от идеализма в духе Топелиуса приходит к реализму стриндберговских исторических новелл; Т.Паккала (1862–1925), изображая трудовые деревенские будни, явно находился под влиянием норвежцев Ю.Ли, а затем К.Гамсуна. Опять-таки ориентируясь на зарубежные образцы, шведскоязычные писатели Финляндии разнообразили социальную географию своих романов. Труднейшую задачу ставил перед собой К.А.Тавастшерна (1860–1898), рисуя в своих романах широкую панораму жизни – от Хельсинки и финской провинции до континентальной Европы; в поэзии же Тавастшерна был поначалу певцом моря, а позже главной темой его стихов стало безысходное положение шведскоязычного меньшинства. Я.Аренберг (1847–1914) сосредоточился на проблемах юго-восточной Финляндии, где взаимодействовали карельская, русская, шведская и балтийская культуры. О незавидной участи малых городов, укромных летних вилл и умирающих усадеб поведал М.Любек (18641925).

Неоромантизм – движущая сила в финскоязычной литературе на рубеже веков и в первые десятилетия 20 в. Крупнейший представитель эпохи – Э.Лейно (1878–1926), самый глубокий лирический поэт Финляндии. В окружении Лейно было немало талантливых поэтов – автор исторических баллад Л.Киёсти (1873–1948); поэт академического склада О.Маннинен (1872–1950), стремившийся перевести на финский язык всю мировую классику; В. Коскенниеми (1885–1962), чей стих все более тяготел к классической архаике. Близко связаны с Лейно были авторы изысканной прозы, в частности А.Каллас (1878–1956) и Л.Онерва (1882–1972). В этот же период на литературном небосклоне блистали Майла Талвио (1871–1951), плодовитая романистка, склонная к морализаторству, и Й.Линнанкоски (1869–1913). Склонность к мелодраме несколько снизила их значимость, тогда как иные из их современников, напротив, поднялись на более высокую ступень – не в последнюю очередь благодаря выдержанности стиля. Отметим горький лаконизм рассказов Марии Йотуни (1880–1943) и столь же горький гротеск И.Кианто (1874–1970), раскованность Й.Лехтонена (1881–1934) и языковые поиски В.Килпи (1874–1939).

В шведскоязычной литературе Финляндии также произошла основательная критическая переоценка. Яркие поэты, такие, как Я.Прокопе (1868–1927), Б.Грипенберга (1878–1947) и Я.Хеммера (1893–1944) при всем их формальном совершенстве воспринимались уже как старомодные, зато публицистически острый А.Мёрне (1876–1946) прославился благодаря своей зрелой саркастической лирике, равно бичующей и Финляндию, и Европу. Настроение предвоенных лет (когда и русский деспотизм, и «антишведский» финский национализм приобрели особенно гнетущий характер) лучше всего выразилось в прозе – в новеллах Р.Шильда (1888–1925) и полемических выступлениях Г.Маттссона (1873–1914), выдержанных в духе Дж.Б.Шоу. Ущемленные финские шведы – герои рассказов Шильда о деревнях Восточного Нюланда и рассказов Г.Альма (1877–1944), писавшего об охотниках и рыбаках.

Первое десятилетие после восстановления независимости Финляндии в 1917 ознаменовалось в шведскоязычной литературе появлением группы писателей-«модернистов. Зачинателем и в дальнейшем кумиром этой группы, многое перенявшей от немецкого экспрессионизма, русского символизма, французского дадаизма и американского имажизма, стала поэтесса Эдит Сёдергран (1892–1923). Идейным вождем группы была драматург и новеллистка Хагар Ульссон (1893–1978), наиболее радикальную позицию занимал Э.Диктуниус (1896–1961), автор стихов, музыкально-критических статей, рассказов и экспериментального романа Янне Куб (1932). В сфере языка смелым реформатором проявил себя Г.Бьёрлинг (1887–1960); мастером бесстрастной иронии был Г.Парланд (1908–1930), законодателем вкуса – Р.Энкелль (1903–1974). Финская группа «пламеносцев» («факельщиков») стремилась соперничать с модернистами, и два ее представителя, поэты У.Кайлас (1901–1933) и Катри Вала (1901–1944) благодаря переводам Диктуниуса и его единомышленников приобрели известность в Швеции. Другие члены группы или примыкающие к ней, включая певца природы А.Хеллаакоски (1893–1952), меланхоличного П.Мустапяя (1899–1973), сверхрафинированного К.Саркиа (1902–1945), подражающую античным образцам Элину Ваару (р. 1903) и интеллектуала А.Тюни (р. 1913), в самой Финляндии были более популярны, поскольку скорее попадали в общий тон, нежели крайний в своих эмоциях Кайлас и Вала, с ее гражданским пафосом. Из представителей этой группы доходчивее всех писал эссеист и автор путевых очерков О.Пааволайнен (1903–1964). Два романиста тех лет, чуждые стилистическим и прочим экспериментам, снискали мировую славу: Нобелевский лауреат (1939) Ф.Э.Силланпя (1888–1964) и М.Валтари (1908–1980), чьи книги составили галерею картин отдаленного прошлого и из жизни современного Хельсинки.

Окончание «затяжной войны» (1941–1944) с СССР способствовало тому, что литература в большей степени повернулась к читателю. Обратившийся к сельской тематике Силланпяя был отнюдь не одинок: традицию, начатую Киви, продолжили Х.Топпила (1885–1963), В.Койо (1891–1966) и У.Сеппянен (1904–1955). Теперь же появляется множество книг из жизни индустриальных рабочих: романы Т.Пекканена (1902–1957) о фабрично-портовом городе Котка и Морена (1950) Л.Вийты (1916–1965), хроника Писпалы, бедняцкого предместья Тампере. Ни Пекканен, ни Вийта не исповедовали какой-либо политической доктрины; как и у необычайно яркого романиста и рассказчика П.Хаапняя (1905–1955), их интерес сосредоточивался в первую очередь на судьбах отдельных людей и семейств. Этим они разительно отличались от драматурга Хеллы Вуолийоки (1886–1954), поборницы марксизма, или от литераторов левой группы «Кийла» (фин. «Клин») – А.Туртиайнена (1904–1980), Я.Пеннанена (1906–1969) и Эльви Синерво (1912–1986). Тампере вообще превратился в литературного соперника Хельсинки. О нем был написан роман – Беспокойное детство (1942) О.Палохеймо (1910–1973); его воспевал в своих стихах В.Каява (р. 1909); там живет крупнейший писатель послевоенной Финляндии В.Линна (р. 1920), автор классического романа Неизвестный солдат (1954) о «зимней войне» 1939–1940.

Гражданская война и конфликты с Советским Союзом стали для финских романистов неисчерпаемым источником творчества – о них писали и плодовитый Ю.Талви (р. 1920), и мастер «черного юмора» В.Мери (р. 1928), и любимый массовым читателем П.Ринтала (р. 1930), и авторы политизированного авантюрного романа А.Руут (р. 1943) и др. За исключением Мери, создатели эпических полотен о недавнем прошлом заботились прежде всего о содержании, а не о стиле и композиции. Озабоченная творческими проблемами группа прозаиков сложилась в 1950-е годы; своего рода экспериментальное крыло представляют в ней А.Хюрю (р. 1931) и П.Холаппа (р. 1927). Более традиционны, хотя и не безличны в стилистическом отношении произведения Эйлы Пеннанен (р. 1916), Эвы Йоэнпелто (р. 1921) и Марии-Лийсы Вартио (1924–1966): авторы не забывают о том, что их долг – поведать «историю». Что до поэзии, то после заключения мира она заявила о себе сенсационным дебютом Айли Мерилуото (р. 1921), познакомившей Финляндию с Р.М.Рильке; вскоре ее затмили поэты, сумевшие найти собственный, оригинальный голос: Эва-Лийса Маннер (р. 1921), Т.Анхава (р. 1927), П.Хаавикко (р. 1931) и П.Саарикоски (р. 1937). Можно предположить, что популярность Саарикоски отчасти объясняется мастерством, с каким он предает гласности свою богемную жизнь. Времена не слишком изменились с 1930-х годов, когда шокирующая откровенность Ирис Уурто (р. 1905) щекотала нервы читающей публики. В самом деле, ряд нашумевших современных романов – Танец Ивановой ночи (1964) Ханну Салама (р. 1936), Земля – грешная песня (1964) Т.Мукки (1944–1973), Песня Сольвейг (1971) и Сольвейг и Юсси (1973) Л.Синконена (1937–1976), – показывая убогое качество жизни в обществе изобилия, терял в остроте, отвлекаясь на рассуждения о границах пристойного в литературе.

Шведскоязычная литература, казалось бы, исчерпала себя в модернизме. Однако 1950-е и 1960-е годы явили возрождение талантов по всем направлениям. Среди писателей старшего поколения романист и драматург В.Корелль (р. 1912) продемонстрировал плодовитость, уникальную для шведскоязычной литературы Финляндии. Т.Коллиандер (р. 1904) и Сульвей фон Шульц (р. 1907), получившие известность еще в 1930-е годы (первый – романами религиозно-мистического характера, вторая – как последовательница модернистов), выступили в новом качестве: Коллиандер как мемуарист, фон Шульц как автор первоклассных новелл. Туве Янссон (р. 1914) прославилась на весь мир прежде всего своими детскими книгами о Муми-троллях. В поэзии видное место занимал дебютировавший в 1946 Бу Карпелан (р. 1926), чей неповторимый элегический стиль усвоил наследие модернизма. Произведения виртуозного мастера каламбура Л.Хульдена (р. 1926) пронизаны искрометным юмором, безусловно не менее ярким, чем у К.Андерссона (р. 1937), поэта «новой простоты» и общественного деятеля. Среди романистов ведущую роль играет К.Чильман (р. 1930). Острый, вдумчивый автор, он особенно много размышлял над упадочными тенденциями в шведскоязычном обществе Финляндии. Карпелан и Чильман, автобиограф Х.Тикканен (р. 1924), литературный «мастер на все руки» Ё.Доннер (р. 1933) и сатирик Й.Баргум (р. 1943) – вот представители шведскоязычного литературного истеблишмента Хельсинки.

Процветала и провинциальная литература. Если прежде, например, Эстерботтен дал лишь несколько талантливых литераторов, из которых можно назвать поэта Р.Р.Эклунда (1894–1946) и романистку Анну Бундестам (р. 1907), то в 1950-е годы финляндская провинция стала поистине плодородной нивой, взрастившей целую плеяду авторов, начиная с Э.Хульдена (1895–1968), крестьянского поэта, дебютировавшего в 56-летнем возрасте; за ним последовали, в частности, феминистка Вава Штюрмер (р. 1929), философическая поэтесса Инга-Бритт Вик (р. 1930) и шумный агитатор Ё.Огрен (р. 1936). На Аландских островах были найдены записные книжки художника Й.Петтерссона (1892–1937), изданные (1971) романистом и историком В.Нюманом (р. 1904). Наибольшую популярность из аландских авторов снискала Анни Блумквист (р. 1909), выступившая в 1966 с романом о жизни в шхерах.