ייִדישער פּאָעט לייב קוויטקאָ еврейский поэт лев квитко. Квитко лев моисеевич Квитко лев моисеевич биография

ДОПОЛНИТЕЛЬНАЯ ИНФОРМАЦИЯ

Лев Моисеевич Квитко родился в селе Голосково Подольской губернии. Семья бедствовала, голод, нищета. Все дети в раннем возрасте разбрелись на заработки. В том числе с 10 лет стал работать и Лев. Читать и писать научился самоучкой. Стихи стал сочинять ещё до того, как научился писать. Позднее перехал в Киев, где начал печататься. В 1921 году по путёвке Киевского издательства поехал с группой других идишистских писателей в Германию - учиться. В Берлине Квитко с трудом перебивался, но там вышло два его сборника стихов. В поисках работы переехал в Гамбург, там стал работать рабочим в порту.

Вернувшись в Украину, продолжил писать стихи. На украинский язык его переводили Павло Тычина, Максим Рыльский, Владимир Сосюра. На русском языке известны стихи Квитко в переводах Ахматовой, Маршака, Чуковского, Хелемского, Светлова, Слуцкого, Михалкова, Найдёновой, Благининой, Ушакова. Сами эти переводы стали явлением в русской поэзии. С началом войны Квитко в действующую армию не взяли по возрасту. Его вызвали в Куйбышев для работы в Еврейском Антифашистском Комитете (ЕАК). Это была трагическая случайность, ибо Квитко был далёк от политики. ЕАК, собравший колоссальные средства у богатых евреев Америки на вооружение Красной Армии, после войны оказался Сталину не нужным и был объявлен реакционным сионистским органом.

Впрочем, Квитко в 1946 году вышел из ЕАК и целиком посвятил себя поэтическому творчеству. Но ему работу в ЕАК припомнили при аресте. Ему было предъявлено обвинение, что в 1946 году он установил личную связь с американским резидентом Гольдбергом, которого информировал о положении дел в Союзе Советских писателей. Также обвинили в том, что в молодости он уезжал учиться в Германию, чтобы навсегда покинуть СССР, а в порту в Гамбурге отправлял под видом посуды оружие для Чай Кан Ши. Арестован 22 января 1949 года. 2,5 года он провел в одиночной камере. На суде Квитко был вынужден признать свою ошибку в том, что писал стихи на еврейском языке идиш, и это было тормозом на пути ассимиляции евреев. Дескать, пользовался языком идиш, который отжил свой век и который обособляет евреев от дружной семьи народов СССР. И вообще, идиш - проявление буржуазного национализма. Пройдя через допросы и пытки, был расстрелян 12 августа 1952 года.

Вскоре умер Сталин, и после его смерти первая группа советских писателей отправилась в поездку по США. В их числе был Борис Полевой - автор “Повести о настоящем человеке”, будущий редактор журнала “Юность”. В Америке его спросил писатель-коммунист Говард Фаст: куда девался Лев Квитко, с которым я подружился в Москве и потом переписывался? Почему он перестал отвечать на письма? Здесь распространяются зловещие слухи. “Не верь слухам, Говард, - сказал Полевой. - Лев Квитко жив-здоров. Я живу на одной площадке с ним в писательском доме и видел его на прошлой неделе”.

Место проживания: Москва, ул. Маросейка, д.13, кв.9.

БИОГРАФИЧЕСКАЯ СПРАВКА

Еврейский поэт Лев Моисеевич Квитко (15.10.1890 - 12.8.1952) родился в местечке Голосков (ныне село Голосково Хмельницкой области). Рано осиротев, Квитко некоторое время посещал хедер, а с 10 лет начал работать, сменил множество профессий, попутно занимаясь самообразованием.
Стихи Квитко писал с 12 лет. В 1915 г. в Умани познакомился с Д. Бергельсоном, каковой ввел его в литературные круги. Дебютировал в мае 1917 г. в социалистической газете "Дос фрае ворт" ("Свободное слово"). В том же году вышел сборник стихов для детей "Лидэлэх" («Песенки»).
В 1917 г. Квитко поселился в Киеве. Публикация его стихов в сборнике "Эйгнс" ("Родное") выдвинула его (вместе с Д. Гофштейном и П. Маркишем) в триаду ведущих поэтов "киевской группы". Написанная им в октябре 1918 г. поэма "Ройтэр штурэм" («Красная буря»; газ. "Дос ворт", 1918, и журн. "Багинэн" ("Рассвет"), 1919) явилась первым произведением на идише об Октябрьской революции и пролетарской дружбе народов: "От моего брата пахнет соломой, от нас обоих пахнет борьбой!" Однако в сборниках "Трит" («Шаги», 1919) и "Лирик. Гайст" ("Лирика. Дух", 1921) рядом с юношески задорным восприятием Октября звучало тревожное смятение.
В стихах Квитко тех лет простосердечный взгляд на мир (наделяющий особой привлекательностью все его творчество для детей), глубина мировосприятия, поэтическое новаторство и экспрессионистические искания сочетались с прозрачной ясностью народной песни. Их язык богат и идиоматически колоритен. Лирика Квитко согрета свежим, добрым юмором.
В середине 1921 г. поэт поселился в Берлине, где вышли его сборники "Грингроз" ("Зеленая трава", 1922) и "1919" (1923, посвящен погромам в годы гражданской войны). Затем переехал в Гамбург, где работал в советском торговом представительстве, публикуя свои произведения как в советских ("Штром", "Гейендик"), так и в западных ("Милгройм", "Цукунфт") периодических изданиях. В Гамбурге Л.Квитко вступил в компартию Германии и вел пропагандистскую работу среди торговых рабочих.
В 1925 г., опасаясь ареста, Квитко вернулся в СССР, вошел в литературную ассоциацию "Октябрь" и редколлегию журнала "Ди ройтэ вэлт" ("Красный мир"), в котором были напечатаны его рассказы о жизни в Гамбурге "Риограндэр фэл" ("Рио-Грандский мех", 1926; отд. изд. 1928), автобиографическая повесть "Лям ун Пэтрик" («Лям и Петрик», 1928-29, отд. изд. 1930, в рус.пер. 1958) и другие произведения.
За один 1928 г. вышло 17 книг Квитко для детей.
Сатирические стихи Квитко в "Ди ройтэ вэлт", которые впоследствии составили раздел "Шаржн" ("Шаржи") в его сборнике "Герангл" ("Схватка", 1929), особенно стихотворение "Дэр штинклфойгл Мойли" ("Вонючая птица Мой[ше] Лит[ваков]") против диктата деятелей Евсекции, вызвали разгромную кампанию: "пролетарские" писатели обвинили Квитко в "правом уклоне" и добились исключения его из редакции журнала.
В 1931 г. Квитко поступил рабочим на Харьковский тракторный завод. Но его сборник "Ин трактор-цех" ("В тракторном цеху", 1931) также не удостоился одобрения "пролетарской" критики.
Лишь после ликвидации в 1932 г. литературных ассоциаций и группировок Квитко занял одно из ведущих мест в советской еврейской литературе, главным образом как детский поэт.
С 1936 г. Квитко жил в Москве. Его "Геклибэнэ вэрк" ("Избранные сочинения", 1937) уже всецело отвечали требованиям соцреализма. В 1939 г. он вступил в КПСС. Автоцензура сказалась и на его автобиографическом романе в стихах "Юнге йорн" («Годы молодые», о событиях 1918 г.; сигнальные экземпляры появились в Каунасе накануне вторжения гитлеровских войск; 16 глав на идише опубликованы в 1956-63 гг. в "Паризэр цайтшрифт" ("Парижском журнале"); по-русски издан в 1968 г.).
В годы войны Квитко был членом Еврейского антифашистского комитета и редколлегии газеты "Эйникайт", в 1947-48 гг. - литературно-художественного альманаха "hэймланд" ("Родина"). Его сборники стихов "Фаер аф ди соним" ("Огонь по врагам", 1941) и другие призывали к борьбе против нацистов. Стихи 1941-46 гг. составили сборник "Гезанг фун майн гемит" ("Песнь моей души", 1947; рус. пер. 1956).
22 января 1949 г. Квитко был арестован, а 12 августа 1952 г. - расстрелян в числе ведущих деятелей ЕАК.
Лит.: В.Смирнов, Лев Квитко. Критико-биографический очерк, М.,1957; К.Чуковский, Современники. Портреты и этюды, М.,1962; Г.Ременик, Дихтунг фун рэволюцьёнэрн умру, «Советиш hэймланд», 1970, №11; Г.Ременик, Очерки и портреты, М.,1975; Краткая еврейская энциклопедия, т.4, Иерусалим, 1988.

ЛИТЕРАТУРОВЕДЧЕСКИЙ АНАЛИЗ ТВОРЧЕСТВА КВИТКО (по статье Г. Ременика)

Из советских еврейских писателей Лев Квитко, наверное, самый популярный. Известность он получил главным образом благодаря своим детским стихотворениям. Но, говоря о мастерстве Квитко, критики нередко забывали, что его изумительные, признанные классическими стихи, на которых выросло несколько поколений советской детворы, - только одна из граней его таланта.
Л.Квитко провозглашал своей песней гибель старого и рождение нового мира. Эту важнейшую всемирно-историческую проблему ХХ столетия Квитко выразил в такой неповторимо-своеобразной форме, что до сих пор его поэзия свежа и эмоционально-действенна, каким бывает настоящее искусство.
Истоки оригинальности Квитко, неповторимости его индивидуального стиля лежат в его народности. Конечно, народным в лучших своих образцах было и творчество Ошера Шварцмана, Давида Гофштейна, Переца Маркиша, вместе с которыми Квитко возводил фундамент новой еврейской литературы, но для него народность - все его существо художника.
По непосредственности, естественности выражения мысли и чувства Льва Квитко можно сравнить с Шолом-Алейхемом. Шолом-Алейхем трансформировал народное творчество в искусство, фольклор - в литературу; Квитко продолжил эту традицию.
Поговорка и пословица, фразеологический оборот и старое мудрое изречение приобрели в стихах Квитко новое значение благодаря своей революционной направленности. Ритмы народной песни у Квитко насыщаются громами и молниями социальных потрясений.
В стихотворении 1917 года "Я иду с тобой" Квитко провозглашает общность своего пути с рабочим классом:
Рабочий народ, трудящийся класс!
И старики с тобой,
И дети,
Вчера еще был я слеп
И слепа моя ненависть,
Теперь я вижу всё
И с тобой иду, мой класс.
С меня свалилась бед гора,
Банда хозяев,
Начальников,
Духота и воздух нищеты
В норе,
Где юность моя пробивалась.
Мне посчастливилось опять -
Я твердо теперь стою на ногах...
И жизнь я приветствую!
Для стиля Квитко характерно расширение среды, где происходят события. Из узкого круга, из комнатной обстановки, где царят мгла, одиночество и тоска, действие переносится на улицу, где развертывается борьба масс. Шумы городской улицы - это топот народных масс. Свою первую книгу стихов поэт так и назвал - "Шаги" (1919):
Будем гордые шагать по улицам,
По праздничным площадям...
Было бы, однако, неправильно рисовать образ поэта прямолинейно, обходя внутренние противоречия, умолчав о сомнениях. Квитко не был склонен упрощать ситуацию в первое послереволюционное время. Поэт знал, что "сотни тысяч людей изучают вслепую, ощупывают мир со всех сторон, каждый шаг его, ищут лицо мира, не находят".
Поэт тосковал в одиночестве; позиция стороннего наблюдателя претила ему. Он благословляет бурю, которая гонит тоску:
Пусть хлынет гроза...
Пусть ветер с пылью соединится
И ударят улицы в лицо
И скажут Творцу: у нас уже есть силы,
Мы можем уже без тебя обойтись.
Ранний Квитко изображал силу пришедшего в движение народа и вместе с тем его слабость. Он показал революционное пробуждение масс, их стихийную силу, еще скованную пережитками прошлого. Поэт пишет и о тех, кто блуждает, не видя еще ясного пути в будущее. Не всё в те годы было ясно и самому Квитко. Недаром в его первой книге так часто (в различных вариациях) встречается слово "слепо".
"Слезы радости и слезы страданий, как нежные голуби на пуховой постели, сердцем согреты, взором ласкаемы. Одинаково дОроги тебе эти слезы, и знаешь это родное, родное, это богатство твое". Это не раздвоение личности поэта, а доказательство его стремления к правдивому отражению жизни.
Революционная поэма "Красная буря" - произведение не о праздниках и триумфах, а о буднях и противоречиях революции, о "всех страданиях, всех болях в их тысячных превращениях". Остро врезается мотив борьбы нового со старым: "Когда настает миг покоя, наступает боль".
Революция - это не прямолинейное шествие по пути, усеянному победами. Она имеет свои противоречия, зигзаги, острые повороты, переломы. Таков же путь поэта.
Наступил 1919 год, и вместе с ним - огненные бури гражданской войны. Классовая борьба приняла самые острые формы, включая еврейские погромы. И поэт создал гневную и горестную книгу стихов "1919". В предисловии к ней Квитко пишет: "Со всех сторон к нашей стране тянулись бронированные руки убийства и разбоя".
Герой стихотворения "Благословенная голова" освобождается от страха и рвется в бой с погромщиками:
Благословенная голова,
Нежно-трепетная рука -
Освободи меня!
Ты запрись с ребенком
За глухой стеной,
Искусанными губами страху скажи:
"Мой муж там".
...
Отпусти меня!
Я всю желчь свою
С болезненным гневом
Выплюну в лицо врагу!
"Болезненный гнев", накопленный в сердце, доходит до взрыва. Это гордость поэта, вместе со своим народом в час испытаний встречающего грудью бедствие.
Гнев и ненависть отнюдь не составляют основной пафос поэзии Квитко. Главное в его стихах - любовь к человеку. Поэт-гуманист, он убежден, что подлинная человеческая любовь может и должна прийти в мир, пусть даже через борьбу и страдания, сражения и войны.
Стихотворение "Закаленная история" выражает глубокое понимание сущности исторического развития:Закаленная история войны и любви на бродячей земле. О моя единственная! Пойдем, мы старые кузнецы, пойдем, мы история войны и любви, мы живем с начала мирозданья с каждым поколеньем. Мы были уже тихими и похороненными в тихом месте. Мы были уже бойцами и разорваны в куски, нас бросали в ямы - братские могилы. Я и ты на бродячей земле, мы несем войну и любовь".

Лев (Лейб) Моисеевич Квитко - еврейский (идиш) поэт. Писал на идиш . Родился в местечке Голосков Подольской губернии (ныне село Голосково Хмельницкой области Украины), по документам - 11 ноября 1890 г., но точной даты своего рождения не знал и называл предположительно 1893 или 1895 гг. Рано осиротел, воспитывался бабушкой, некоторое время учился в хедере , с детства был вынужден работать, сменил множество профессий, самоучкой освоил русскую грамоту, занимался самообразованием. Стихи начал писать с 12 лет (или, возможно, раньше - из-за путаницы с датой его рождения). Первая публикация в мае 1917 г. в социалистической газете «Дос фрае ворт» («Свободное слово»). Первый сборник - «Лидэлэх» («Песенки», Киев , 1917).

Представители Джойнта с деятелями киевской Култур-лиге. Сидят (слева направо): художник М. Эпштейн, поэт Л. Квитко, художник И.-Б. Рыбак, художник Б. Аронсон, художник И. Чайков. Стоят: литературный критик Ба‘ал-Махашавот, неизвестный, Э. Вурзангер (Джойнт), филолог Ба‘ал-Димьён (Н. Штиф), Ч. Спивак (Джойнт), филолог З. Калманович, писатель Д. Бергельсон, бывший министр по еврейским делам в правительстве Центральной Рады В. Лацкий-Бертольди. Киев. Май–июнь 1920. Из книги М. Бейзера, М. Мицеля «Американский брат. Джойнт в России, СССР, СНГ» (без года и места издания).

Революция

В 1917 г. Квитко поселился в Киеве. Публикация его стихов в сборнике «Эйгнс» выдвинула его в триаду (вместе с Д. Гофштейном и П. Маркишем) ведущих поэтов так называемой киевской группы. Написанная им в октябре 1918 г. поэма «Ройтер штурм» («Красная буря», газета «Дос ворт», 1918, и журнал «Багинен», 1919) явилась первым произведением на идиш об октябрьской революции. Однако в сборниках «Трит» («Шаги», 1919) и «Лирик. Гайст» («Лирика. Дух», 1921) рядом с юношески задорным восприятием революции звучало тревожное смятение перед мрачным и таинственным в жизни, что роднило, по мнению Ш. Нигера , творчество Квитко и Дер Нистера .

В стихах Квитко этих лет сочетались простосердечно открытый взгляд на мир (наделяющий особой привлекательностью все его творчество для детей), рафинированная глубина мировосприятия, поэтическое новаторство, экспрессионистические искания - с прозрачной ясностью народной песни. Их язык поражает богатством и идиоматической колоритностью.

С середины 1921 г. жил и публиковался в Берлине , затем в Гамбурге , где работал в советском торговом представительстве, печатался как в советских, так и в западных периодических изданиях. Здесь же вступил в компартию, вел коммунистическую агитацию среди рабочих. В 1925 г., опасаясь ареста, переехал в СССР . Выпустил множество книг для детей (только за 1928 г. вышло 17 книг) .

В конце 20-х годов стал членом редакции журнала «Ди ройте велт», в котором были напечатаны его цикл рассказов о жизни в Гамбурге «Риограндер фел» («Риограндские кожи», 1926; отдельное издание 1928), автобиографическая повесть «Лям ун Петрик» («Лям и Петрик», 1928–29; отдельное издание 1930; в русском переводе 1958) и другие произведения. Только в 1928 г. вышло 17 книг Квитко для детей. Сатирические стихи Квитко в «Ди ройте велт», которые затем составили раздел «Шаржн» («Шаржи») в его сборнике «Герангл» («Схватка», 1929), а особенно стихотворение «Дер штинклфойгл Мойли» («Вонючая птичка Мойли», то есть Мой[ше] Ли[тваков] /см. М. Литваков /) против диктата в литературе деятелей Евсекции , вызвали разгромную кампанию, в ходе которой «пролетарские» писатели обвинили Квитко в «правом уклоне» и добились исключения его из редакции журнала. Заодно подверглись административным репрессиям писатели-»попутчики» - Д. Гофштейн, редактор государственного издательства Х. Казакевич (1883–1936) и другие.

30-е годы

За едкие сатирические стихи, опубликованные в журнале «Ди ройтэ вэлт» («Красный мир»), был обвинен в «правом уклоне» и исключен из редакции журнала. В 1931 поступил рабочим на Харьковский тракторный завод. Затем продолжил профессиональную литературную деятельность. Лишь после ликвидации в 1932 г. литературных ассоциаций и группировок Квитко занял одно из ведущих мест в советской литературе на идиш, главным образом как детский писатель. Его стихи, составившие сборник «Геклибене верк» («Избранные сочинения», 1937), уже всецело отвечали нормам так называемого социалистического реализма. Автоцензура сказалась и на его романе в стихах «Юнге йорн» («Годы молодые»), сигнальные экземпляры которого появились накануне вторжения немецких войск на территорию Советского Союза (роман издан в переводе на русский язык в 1968 г.; 16 глав на идиш опубликованы в 1956–63 гг. в парижской газете «Паризер цайтшрифт»).С 1936 г. жил в Москве . В 1939 г. вступил в ВКП (б).

Делом всей жизни Лев Квитко считал автобиографический роман в стихах «Юнге йорн» («Годы молодые»), над которым работал тринадцать лет (1928-1941, первая публикация: Каунас , 1941, на русском языке вышел в 1968 г.).

Творчество военных лет

годы войны был членом Еврейского антифашистского комитета и редколлегии газеты ЕАК «Эйникайт » («Единство»), в 1947-1948 гг. - литературно-художественного альманаха «һэймланд» («Родина»). Его сборники стихов «Файер ойф ди соним» («Огонь по врагу», 1941) и другие призывали к борьбе против нацистов. Стихи 1941–46 гг. составили сборник «Гезанг фун майн гемит» («Песнь моей души», 1947; в русском переводе 1956). Стихи Квитко для детей широко издаются и переводятся на многие языки. На русский язык их переводили

Кви́тко Лев (Лейб) Моисеевич

(11.11.1890–1952)

Поэт большой души...

Очарованность окружающим миром сделала его детским писателем; от имени ребёнка, под личиной ребёнка, устами пятилетних, шестилетних, семилетних детей ему легче было выразить свою любовь к жизни, свою простую веру в то, что жизнь создана для беспредельной радости.

Он был такой приветливый, румяный и белозубый, что дети радовались ещё до того, как он начинал читать стихи. А стихи Льва Квитко очень похожи на него самого - такие же светлые. И чего только в них нету: лошадки и кисоньки, дудочки, скрипочки, жуки, бабочки, птицы, звери и много-много разных людей - маленьких и взрослых. И над всем этим сияет солнце любви ко всему, что живёт, дышит, движется, цветёт.

Еврейский поэт Лев, или Лейб (на идиш - это «лев»), Квитко родился в селе Голосково, что в Украине, в глиняном, белёном домике на самом берегу реки Южный Буг. Точная дата рождения неизвестна - 1890 г. или 1893 г. (15 октября или 11 ноября). в автобиографии писал: «Я родился в 1895 г.».

Семья была большая, но несчастная: она бедствовала. Да, отец был мастером на все руки: столяром, переплётчиком, резчиком по дереву, но он редко бывал дома, бродил по сёлам - учительствовал. Все братья и сёстры маленького Лейба умирали от туберкулёза, от той же болезни умерли и родители. В десять лет мальчик остался сиротой. Подобно другому знаменитому писателю, Максиму Горькому, своему современнику, он пошёл в «люди» - работал на маслобойне, у кожевника, у маляра; скитался по разным городам, исходил пешком пол Украины, на подводах добирался до Херсона, Николаева, Одессы. Хозяева подолгу его не держали: был рассеян.

А дома Лейба ждала бабушка - главный человек его детства и юности (опять сходство с Горьким!). «Бабушка моя была необычайной по силе духа, по чистоте и честности женщиной, - вспоминал поэт. - И влияние её на меня и дало мне стойкость и упорство в борьбе с тяжёлыми годами моего детства и юности».

В школе Лейб никогда не учился. Видел её «только снаружи», грамоту - еврейскую, а потом русскую - освоил самостоятельно, правда, сначала пробовал читать русскую азбуку справа налево, как принято в еврейской письменности.

Друзей у Льва было много, его любили. По многочисленным воспоминаниям, он удивительно располагал к себе: спокойный, приветливый, улыбчивый, никогда не спешил, никогда не жаловался, что кто-то пришёл к нему или позвонил не вовремя - для него всё делалось впору и кстати. Пожалуй, он был простодушен.

С 12 лет Лев «говорил стихи», но поскольку был ещё не очень грамотным, он не мог толком их записать. Потом, конечно, стал их записывать.

Стихи чаще всего получались для маленьких детей. Квитко показал их в городке Умань, что в 60 вёрстах от Голоскова, местным литераторам. Стихи имели успех, поэтому он вошёл в круг еврейских поэтов. Там же познакомился со своей будущей женой. Девушка из состоятельной семьи, пианистка, она шокировала окружающих своим выбором: нищий деревенский паренёк с тетрадкой стихов. Он посвящал ей поэмы, где сравнивал любимую с чудесным садом, наглухо закрытым. Он говорил ей: «В сердце у меня расцветает дивный цветок, прошу вас, не рвите его». А она потихоньку носила ему бутылки с подсолнечным маслом и мешочки с сахаром. В 1917 году молодые поженились.

Тогда же у Льва Квитко вышел первый сборник стихов. Он назывался «Лидэлэх» («Песенки»). Эта и все другие книжки Льва Квитко были написаны на языке «идиш».

Начало 20-х годов в Украине - голодное, тяжёлое, тревожное время. У Квитко жена и маленькая дочь, неизданные стихи, мечта получить образование. Они живут то в Киеве, то в Умани, а в 1921 году по предложению издательства переезжают в Берлин. Квитко не покупается на буржуазные соблазны: он, «освобождённый революцией», верный себе и своей стране, вступает в Германскую коммунистическую партию, ведёт пропаганду среди рабочих в гамбургском порту. Всё это приводит к тому, что в 1925 году, спасаясь от ареста, он возвращается в Советский Союз.

Живя в Харькове, Квитко посылает книжку своих детских стихов Корнею Ивановичу Чуковскому. Вот как пишет об этом «детский классик»: «Еврейских букв я не знал ни одной. Но, сообразив, что на заглавном листе, наверху, должна быть поставлена фамилия автора и что, значит, вот эта узорчатая буква есть К, а вот эти две палочки - В , а вот эта запятая - И, я стал храбро перелистывать всю книгу. Надписи над картинками дали мне ещё около дюжины букв. Это так окрылило меня, что я тотчас пустился читать по складам заглавия отдельных стихов, а потом и сами стихи!»

Изящество, мелодичность, мастерство стиха и солнечный, радостный мир, запечатлённый в них, пленили Чуковского. И, открыв для себя нового поэта, он оповестил о своём открытии всех, кто причастен к детской поэзии, и убедил их, что стихи Льва Квитко должны знать все дети Советского Союза.

Прозвучало это в 1933 году на конференции в Харькове. С тех пор книжки Льва Квитко стали выходить огромными тиражами в русских переводах. Его с большой любовью переводили лучшие русские поэты - М. Светлов, С. Маршак, С. Михалков, Н. Найдёнова и больше всех - Е. Благинина. Они сохранили звучание и образность, лиричность и юмор замечательных стихов поэта большой души.

Лев Квитко был человеком с душой ребёнка: мир его поэзии - удивительно уютный и светлый. В стихотворениях «Кисонька», «Дудочки», «Скрипка» все веселятся и любят друг друга: кошка танцует с мышатами, лошадка, котёнок и курочка слушают музыку и благодарят маленького музыканта. Некоторые стихи («Качели», «Ручеёк») написаны как игровые. Они могут быть считалками, их легко выкрикивать, танцуя и подпрыгивая:

Ручеёк – журчалочка,

Завертелась палочка -

Стой, стой!

(Перевод Е. Благининой)

Для ребёнка в жизни всё ново и значительно, отсюда - его пристальное внимание к простым, будничным вещам и яркое, зримое их восприятие.

«Смотрите - глядите» - обращается к ребятам поэт и учит во всём видеть богатство подробностей и оттенков:

Одуванчик серебристый,

Как чудесно создан он:

Круглый-круглый и пушистый,

Солнцем тёплым напоён.

(Перевод Е. Благининой)

Вот ещё одно наблюдение в саду (стихотворение «Пилот»): тяжёлый, рогатый жук, «рычащий», как мотор, падает на землю. Очнувшись, он пытается вползти на травинку - и снова падает. Снова и снова карабкается на тонкую травинку, и герой следит за ним с сочувственным волнением: «Как держится этот толстяк?.. Опять не долезет - сорвётся!» В конце концов жук добирается до зелёной вершинки и... взлетает.

Так вот где разгадка азарта,

Так вот чего жаждал пилот -

Высокого места для старта,

Чтоб крылья расправить в полёт!

За жуком наблюдал ребёнок, но заключительные строки принадлежат, конечно, взрослому Поэту.

В стихах Квитко не подражает детям, не развлекает их, он лирик, он чувствует, как они, об этом и пишет. Вот он узнаёт, что маленькие барсучата живут в норе, - и удивляется: «Как могут они под землёю расти и скучную жизнь под землёю вести?» Он видит маленьких мушек на листике - и опять удивляется: а что это они делают - учатся ходить? «А может быть, ищут еду?» Вот он открыл часы - и замер, восхищённый зубчиками и пружинками, любуется ими не дыша и, зная, что мама трогать их не велит, спешит нас уверить: «Я к часикам не прикасался - ни-ни! Не разбирал их, не протирал их». Вот увидел соседских малышей-близнецов: ну надо же, «такие хорошие детки! И как друг на друга похожи!», и прямо стонет от восторга: «Я этих ребят обожаю!»

Как любой ребёнок, он живёт в сказке. В этой сказке ягодка земляники мечтает, чтобы её съели, - иначе через три дня она засохнет без всякой пользы; деревья умоляют: «Дети, рвите спелые плоды!»; кукуруза и подсолнух не дождутся: «Хоть бы руки проворные их сорвали скорей!» Всё ликует при виде человека, всем хорошо и радостно ему служить. И человек - ребёнок - тоже радостно входит в этот мир, где все равно прекрасны: жук и кисонька, мальчик и солнце, лужа и радуга.

В этом мире постоянно удивляются чуду жизни. «Откуда ты, белый, как снег, нежданный, как чудо?» - обращается поэт к цветку. «О чудо! Лягушка сидит на руке...» - приветствует он болотную красавицу, а она с достоинством ему отвечает: «Хотите глядеть, как я тихо сижу? Ну, что же, глядите. Я тоже гляжу». Герой посадил зёрнышко, а из него выросла... морковка! (Стихотворение называется «Чудо»). Или цикорий («... не знаю, верить или нет...»)! Или арбуз («Что это: сказка, песня или чудесный сон?»)! Ведь это и вправду чудо, просто взрослые к этим чудесам уже пригляделись, а Квитко, как дитя, продолжает восклицать: «Ой, травиночка!»

Тяжким испытанием для солнечного мира поэта была война с фашизмом - в 1945 году Л. Квитко пишет: «Я прежним никогда теперь не буду!» Как можно быть прежним, узнав о концлагерях, об убийстве детей, возведённом в закон?.. И всё же, обращаясь к маленькой Миреле, потерявшей в войне и семью, и детство, и веру в людей, поэт говорит ей: «Как очернили мир в глазах твоих, бедняжка!» Очернили потому что, несмотря ни на что, мир не таков, каким он кажется в долгие дни войны. Поэт - дитя - взрослый человек, он знает, что мир прекрасен, он чувствует это каждую минуту.

вспоминала, как они с Квитко гуляли в Крыму, в коктебельских горах: «Квитко вдруг останавливается и, молитвенно складывая ладони и глядя на нас как-то восторженно-изумлённо, почти шепчет: «Может ли быть что-нибудь более прекрасное! - И помолчав: - Нет, я непременно должен вернуться в эти места...»

Но 22 января 1949 года Лев Квитко, как и другие члены Еврейского антифашистского комитета, был арестован по обвинению «в подпольной сионистской деятельности и сотрудничестве с иностранными разведками». На суде, через три года выколачивания показаний, никто из обвиняемых не признал себя виновным ни в измене, ни в шпионаже, ни в буржуазном национализме. В последнем слове Квитко сказал: «Мне кажется, что мы поменялись ролями со следователями, ибо они обязаны обвинять фактами, а я, поэт, создавать творческие произведения, но получилось наоборот».

В августе 1952 года «шпионы» и «изменники» были расстреляны. (Льва Квитко реабилитировали посмертно.) В книге «Жизнь и творчество Льва Квитко», изданной в 1976 году, о его гибели ничего не сказано, и только по трагическому тону воспоминаний друзей можно догадаться: произошло что-то страшное.

В воспоминаниях Агнии Барто можно прочесть о том, как Квитко показывал ей маленькие ёлочки, растущие у забора, и повторял с нежностью: «Посмотрите на них... Они выжили!» Позднее, очевидно, уже после смерти Квитко, Барто побывала в Заветах Ильича, где находилась дача поэта, «прошла мимо знакомого забора. Не уцелели эти ёлочки».

Ёлочки уцелели в стихах, как вечно живёт музыка в скрипочке из стихотворения Льва Квитко, как вечно каждодневно встречаются в них мальчик и солнце. Это единственно возможная для поэта победа над врагом.

Викторина «Поэтический мир Льва Квитко от «А» до «Я»

По данным отрывкам попробуйте определить, о чём идёт речь и вспомнить названия стихотворений Льва Квитко.

Что это: сказка, песня Или чудесный сон? ... (Арбуз ) тяжеловесный Из семечка рождён. «Арбуз» Куда ни глянь - извёстка, Опилки, щебень, грязь. И тут же вдруг... (берёзка ) Откуда-то взялась. У козел, между брёвен, Устроила житьё. Как серебрист и ровен, Как лёгок ствол её! «Берёзка» Бежит среди цветов и трав Садовая дорожка, И, к жёлтому песку припав, Крадётся тихо кошка. «Ну, - думаю тревожно я, - Тут что-то не в порядке!» Гляжу - два шустрых... (воробья ) Обедают на грядке. «Смелые воробьи» ... (Гусак ) всполошился: Эй, куры, теперь Пора б пообедать - Раз-з-з-з-будимте дверь! Он вытянул шею, Шипит, точно змей... «Гусак» ... (Дочка ) воду носит И гремит ведром... Что растёт там, ... (доченька ), В садике твоём? «Дочка» Лесная тёмная стена. В зелёной чаще - мгла, Лишь только... (ёлочка ) одна От леса отошла. Стоит, открыта всем ветрам, Дрожит тихонько по утрам... «Ёлочка» Он весел и счастлив От пят до макушки - Ему удалось Убежать от лягушки. Она не успела Схватить за бока И съесть под кустом Золотого... (жука ). «Весёлый жук» На солнце ягодка созрела - Румяна сделалась, сочна. Через трилистник то и дело Стремится выглянуть она. А листья бережно сдвигают Над ней зелёные щитки И всяко бедную пугают: «Гляди, сорвут озорники!» «Земляника» Хвост сказал голове: Ну, сама посуди, Ты - всегда впереди, Я - всегда позади! При моей красоте Мне ль тащиться в хвосте? - И услышал в ответ: Ты красив, спору нет Что ж, попробуй веди, Я пойду позади. «Индюк» Вот сбежалась детвора: Ты качался - нам пора! - Прямо к облаку несись! Город сдвинулся вдали, Оторвался от земли... «Качели» Что это значит, Понять не могу: Кто это скачет На мягком лугу? О чудо! ... (Лягушка ) Сидит на руке, Как будто она На болотном листке. «Кто это?» Сразу тихо-тихо стало. Снег лежит, как одеяло. Вечер на землю упал... А куда ж... (медведь ) пропал? Кончились тревоги - Спит в своей берлоге. «Медведь в лесу» Есть у меня... (ножик ) О семи клинках, О семи блестящих Острых языках. Другого такого Больше в мире нет! Он на все вопросы Мне даёт ответ. «Ножик» ... (Одуванчик ) серебристый, Как чудесно создан он: Круглый-круглый и пушистый, Солнцем тёплым напоён. На своей высокой ножке Подымаясь к синеве, Он растёт и на дорожке, И в ложбинке, и в траве. «Одуванчик» Пёс только лает, Я, ... (петух ), пою. На четырёх он выступает, А я на двух стою. На двух стою, хожу весь век. А уж за мной на двух бежит и человек. А уж за мной и радио поёт. «Гордый петух» ... (Ручеёк ) – журчалочка, Завертелась палочка - Стой, стой! Козочка копытцами - Брык-брык! Хорошо напиться бы - Прыг-прыг! Окунула мордочку - Хлюп-хлюп! «Ручеёк» Но скажет когда-нибудь дерзкий поэт О... (сливе ), которой прекраснее нет; О нежных прожилках в её синеве, О том, как она притаилась в листве; О мякоти сладкой, о гладкой щеке, О косточке, спящей в сквозном холодке... «Слива» Он вонзился в древесину, Как лапшу крошит осину, Колет звонкую тесину, - Чудо – не... (топор )! О таком, сказать по правде, Я мечтаю с давних пор. «Топор» Потягушка, потянись! Поскорей, проснись! День настал давным-давно, Он стучит в твоё окно. Стадо пёстрое Солнце красное И на зелени Сушит крупную «Утро» Луна высоко поднялась над домами. Понравилась Лемлу она: Купить бы такую тарелочку маме, Поставить на стол у окна! Ой, шарик - ... (фонарь ), ... (Фонарик ) - кубарь, Хорошая эта луна! «Шарик-фонарик» Уж очень мне хотелось тут, Где дни прохладные цветут, Среди берёзок беленьких Ростков дождаться маленьких - ... (Цикория ) бурлящего, Густого, настоящего, С топлёным козьим молоком (Оладушки, калабушки!), Что по утрам и вечерком Варили внукам бабушки! «Цикорий» ... (Часики ) новые Есть у меня. Крышку откроешь - Под крышкой возня: Зубцы и кружочки, Как точки, гвоздочки, И камни, как точки. И всё это блещет, Сияет, трепещет, И только черна Пружинка одна - На негритёнка Похожа она. Живи, негритёнок, Качайся, дрожи, Сказочку Белым кружкам Расскажи! «Часы» Почему, осина, ты шумишь, Всем киваешь, как речной камыш? Изгибаешься, меняешь вид, осанку, Выворачиваешь листья наизнанку? Я шумлю, Чтоб слышали меня, Чтобы видели, Чтоб величали, Средь других деревьев отличали! «Шум и тишина» Случилось это в солнечный, Сияющий денёк: Смотреть... (электростанцию ) Повёл нас паренёк. Хотелось нам воочию Скорее повидать, Как может электричество Вода речная дать. «Электростанция» Мичуринскую... (яблоню ) Укутывать не надо. Она и неодетая Морозу только рада. Спортсменов не пугает Метелей завыванье. Как этих зимних... (яблок ) Свежо благоуханье! «Зимние яблоки»

Кроссворд «Легенды о цветах»

В выделенных клеточках: поэт, стихи которого похожи на него самого, - такие же светлые, и прозвище у него «лев-цветок».